Ведущий российский инфекционист рассказал, как возникают эпидемии
Все пристально следят за событиями в Китае, читают сводки о числе заболевших, умерших. А между тем сейчас тяжелая эпидемия гриппа в США, более 12 тысяч жертв, и никто об этом особенно и не говорит. Как вы думаете, почему такая разная реакция?
Виктор Малеев: К гриппу все привыкли. Он традиционно приходит каждую зиму. Все знают, что у него будет начало, будет конец. Такая закономерность. Хотя заболевание тяжелое, и от него тоже каждый год умирают. Но когда появляется новая инфекция, пугает неизвестность. Все думают: когда этот ужас кончится? Когда это наконец прекратится? В какой-то мере такие настроения сейчас нагнетаются, я называю это инфекционно-информационной эпидемией.
Второй повод для опасений - от гриппа все-таки есть лечение. Ремантадин, правда, сейчас уже не работает. Штаммов вируса гриппа много, они постоянно меняются, приобретают резистентность, устойчивость к лекарствам. Но есть еще пара относительно недавно созданных антивирусных лекарств. Но от коронавируса пока ничего нет. Отсюда и излишние страхи.
Почему происходит вспышка инфекции? Почему тот же коронавирус сидит себе где-то в природе много лет, в какой-нибудь летучей мыши, а потом вдруг "выстреливает", и начинается эпидемия?
Виктор Малеев: Почему-то во время любой эпидемии сразу появляются какие-то конспирологические теории: это, мол, идет торговая война между США и Китаем, и надо было именно в Ухань "занести" вирус. Или еще версия: эпидемию спровоцировали компании, которые производят медицинскую одежду и маски. Или где-то у кого-то в загашнике уже есть вакцина, и теперь ее можно будет предъявить миру и продать подороже...
А эпидемиологи как на эти высказывания реагируют?
Виктор Малеев: Все инфекции - это часть природы. Есть, например, птичий грипп, есть свиной, когда резервуаром для вируса служат птицы или свиньи. Вирусом MERS человек впервые заразился от верблюда. Огромное количество инфекций приходит из природной среды, в том числе от животных.
Скажу больше: мы до сих пор не знаем, не изучили даже все разнообразие микроорганизмов, которые обитают у нас в организме. Считается, что в каждом человеке где-то 40 триллионов микробных клеток. И только 30 триллионов - клетки собственно организма. Как существует этот симбиоз, каковы его свойства - все это только изучается.
А с вирусами, с животными-носителями, способами передачи человеку еще сложнее. Вся история исследования вирусов всего-то 120 лет. Вирус гриппа был открыт в 1930-е годы. Первый коронавирус - в 1965 году, а сейчас их известно уже несколько десятков. Вот сейчас с COVID-19 предположили, что его резервуар - летучие мыши. Потом выяснили, что промежуточным "хозяином", передавшим вирус от летучих мышей человеку, мог стать панголин - экзотический чешуйчатый зверек. Но кто изучал болезни летучих мышей и панголинов, какие вирусы они носят? Это все - сплошные загадки и огромное поле для исследований.
То есть версию о возможных "утечках" из секретных лабораторий по созданию бактериологического оружия вы отвергаете?
Виктор Малеев: Никогда бактериологическое оружие, хотя попытки его создать и были, массово не применяли. Помните, были лет 20 назад рассылки конвертов со спорами сибирской язвы - пострадало что-то около 20 человек. Это теракт, по сути. Но сделать так, чтобы погибали миллионы людей и ситуация оставалась под контролем, - нереально. А в природе - эпидемии, когда умирали тысячи и даже миллионы, не редкость. Была "испанка" в начале прошлого века - тот же грипп, только очень агрессивный. Погибло от 50 до 100 миллионов человек, по разным оценкам. Были эпидемии чумы, когда вымирала треть Европы. Эпидемии холеры. Пушкин, вспомним, сидел в Болдино в карантине. А Чайковский от холеры умер.
Какие-то инфекции изучены лучше, и с той же оспой, например, человечество справилось. Но природа так устроена, что все время появляется что-то новое, да и уже известные инфекции имеют свойство цикличности. Так что вряд ли мы когда-нибудь познаем все эти закономерности. Это как научиться предсказывать возникновение ураганов, землетрясений - приближаться, повышать точность можно сколько угодно, но 100-процентное попадание вряд ли возможно. Эпидемии - те же природные явления.
Получается, что предсказать появление нового вируса, подготовиться к возможной эпидемии невозможно?
Виктор Малеев: По сути, это постоянная "гонка". Смотрите, появился SARS - тоже коронавирус, "старший брат" нынешнего, как образно написали журналисты. Вызвал эпидемию в 2002-2003 годах. Его изучали, начали работать над вакциной. А через полгода эпидемия закончилась, вирус исчез. И вот уже почти 20 лет не появляется.
Была вспышка МЕRS - тот самый "верблюжий" грипп. Думали: появится, исчезнет. Но он как раз и не исчезает. Крупных вспышек в последние годы нет. Но локальные случаи продолжаются. Хотя вакцину пока не сделали.
Победили одну инфекцию - натуральную оспу. Сорок лет, как ликвидировали. Но для природы это не срок. И вряд ли кто-то может пообещать, что через какое-то время оспа не вернется. Я, во всяком случае, не возьмусь давать такие гарантии.
Коронавирусы в большинстве вызывают нетяжелые заболевания. Но вот те же SARS, МЕRS, нынешний COVID-19 могут протекать очень тяжело. С чем это связано?
Виктор Малеев: Природа великий комбинатор. Сейчас известно уже 38 разновидностей коронавируса, и только шесть - у человека, остальные у животных. Мы не знаем, в силу каких причин, каким образом вирусы взаимодействуют и возникают их новые комбинации. Вот пандемия "свиного" гриппа в 2009-2010 годах. Новый штамм, который ее вызвал, частично состоял из генома "птичьего" вируса, частично из "свиного", и стал поражать людей. Кто эту комбинацию сделал? Это была естественная, природная рекомбинация. Многие новые разновидности вирусов, которые так появляются, не поражают человека. И мы о них просто не знаем. Но когда новый вирус становится опасным - тут уже деваться некуда. Невозможно не изучать, не пытаться как можно быстрее создать вакцины и лекарства.
Так и с нынешним коронавирусом. Случаи необычной пневмонии начались в Китае в ноябре-декабре, 31 декабря было официально объявлено о новой инфекции. А уже к 10 января китайские вирусологи представили геном нового вируса, выяснили, что это РНК-тип. Именно эта разновидность коронавирусов вызывает тяжелые поражения у человека: у части зараженных возникает не поддающийся лечению тяжелый респираторный синдром или атипичная пневмония. Зная геном, стало возможно сделать тест-систему, что блестяще и в короткие сроки сделали и ученые института "Вектор" Роспотребнадзора. Теперь надо двигаться дальше: работать над вакциной, искать лекарства.
Были заявления, что китайцы не передают нам штамм COVID-19, и это тормозит разработку вакцины. А он нам действительно нужен? И где мы его сможем взять?
Виктор Малеев: Под эгидой ВОЗ существует международная организация Генбанк. Исследователи, изучающие тот или иной вирус, установив его генную последовательность, сообщают о расшифровке генома и представляют данные о его структуре, так называемый сиквенс, в этот банк. Это открытая информация, ею пользуются ученые разных стран. В том числе и специалисты института "Вектор" Роспотребнадзора на основании этих данных сконструировали тест-систему.
Но чтобы сделать вакцину, нужен живой вирус, который размножается. Думаю, у китайских вирусологов все это сейчас в работе. Хотя, замечу, до сих пор ни для одного из коронавирусов вакцины не было создано.
Кроме того, еще предстоит оценить особенности нового вируса - например, его способность мутировать при передаче от человека к человеку. Для этого надо в динамике выделять вирусы у разных больных, сравнивать и наблюдать, есть ли изменения. Известно, что коронавирусы, как и вирусы гриппа, изменчивы. Но насколько быстро и как будет меняться конкретно COVID-19 - это сейчас трудно сказать, это предмет исследования.
Это нужно для того, чтобы понять: возможно ли сделать вакцину или это не имеет смысла, если, скажем, изменчивость будет очень большой?
Виктор Малеев: Это нужно не только для работы над вакциной. Если вирус будет быстро мутировать, придется менять и диагностические системы, "подстраивая" их к изменениям.
На последнем совещании ВОЗ на прошлой неделе уверенно заявили, что уже есть, по крайней мере, четыре вакцины-кандидата и что месяца через 3-4 могут начаться испытания на людях. Это реально?
Виктор Малеев: Вакцину все-таки так быстро сделать невозможно. Может быть, из политических соображений, ради того, чтобы успокоить людей, были сделаны такие заявления. Посмотрим. Но то, что нужно интенсивно работать в этом направлении, - бесспорно. Сейчас нельзя исключить, что новый коронавирус может быть столь же агрессивен, как, например, МЕRS. Но для защиты от МЕRS тем не менее вакцины нет. Наше счастье, что случаи заболевания, вызванные этим типом коронавируса, в общем-то, локализованы. Инфекция в единичных случаях распространяется за пределы Ближневосточного региона, хотя, впервые проявившись в 2012 году, тлеет до сих пор. При этом за прошедшие восемь лет уже три тысячи заболевших, около 800 умерших, то есть летальность очень высокая - 35 процентов.
По созданию вакцины от SARS, мне говорили, продвинулись существенно. Но этот вирус исчез и работа над вакциной потеряла актуальность.
Виктор Васильевич, вы много раз работали в эпицентре серьезных эпидемий в разных странах. Воевали и с холерой, и с чумой, и с SARS, и с Эбола. Вы можете дать прогноз по нынешней вспышке?
Виктор Малеев: Давать прогнозы - неблагодарное занятие. Вот Уинстон Черчилль говорил, что если уж даешь прогноз, то потом должен за него отвечать, если он не исполнится. Но если серьезно, я предполагаю, что где-то месяца два примерно, и вирус должен отступить. Сейчас начинается весна, при повышении температуры респираторные инфекции проявляют себя меньше. Ну, и меры, которые предпринимают и в Китае, и во всем мире, тоже сказываются. Возможно, рецидивы еще будут. Но поскольку уже наблюдалось заметное снижение числа вновь заболевших, будем надеяться на лучшее.
По поводу лекарств. Вы участвовали в подготовке временных рекомендаций по лечению COVID-19, подготовленных минздравом и Роспотребнадзором. Там указано, что можно применять некоторые препараты от ВИЧ, гепатита С. ВОЗ тоже заявила по итогам форума, что можно лечить антивирусными лекарствами от ВИЧ и лихорадки Эбола. Но в то же время все время говорят: специфических лекарств от нового коронавируса нет. Почему же появились такие рекомендации?
Виктор Малеев: ВОЗ вообще сначала объявила, что никаких лекарств от этого вируса нет. И единственная возможность, если заболевание протекает тяжело, - применять интенсивную терапию.
Но мы все же решили подготовиться на случай, если кто-то заразится, и подготовить эти временные рекомендации в помощь врачам. Мы подняли данныео том, какие препараты применялись при борьбе с SARS. COVID-19 на девяносто процентов схож с SARS, они оба принадлежат к типу РНК-вирусов, и логично было предположить, что препараты, помогавшие справиться с SARS, помогут и при заражении COVID-19 .
Решение было коллегиальным - были и возражения, что нельзя рекомендовать к использованию препараты, по которым не проводилось сравнительных испытаний именно в отношении их эффективности от нового вируса. Но если представить, что эпидемия все же началась и умирают люди, а мы вообще ничего не применяем, кроме искусственной вентиляции легких, то это, думаю, тоже было бы неправильно.
В Китае сейчас опробуют несколько десятков лекарств, и противовирусных, и противовоспалительных, применяют и народные средства, которые не апробированы с точки зрения доказательной медицины. В условиях эпидемии, когда каждый день умирают больные, стремление им помочь любыми доступными способами, на мой взгляд, абсолютно оправданно.
Тем более мы рекомендовали применять те препараты, которые уже проверены с точки зрения безопасности, токсичности и применяются при лечении других тяжелых вирусных инфекций. Но, конечно, нужно сделать все возможное, чтобы применять эти рекомендации не понадобилось, чтобы вирус в страну не пришел. Пока это нашим эпидемиологам удается.
