О перспективах российского овцеводства корреспондент "РГ" поговорил с профессором, доктором сельскохозяйственных наук заведующим отделом овцеводства Всероссийского научно-исследовательского института овцеводства и козоводства Магометом Айбазовым.
РГ: Магомет Мусаевич, в Северо-Кавказском федеральном округе, по данным министерства сельского хозяйства РФ, сосредоточено около 40 процентов российского поголовья овец. Можно ли сказать, что СКФО стал флагманом отрасли?
Магомет Айбазов: Да, безусловно. Возможно, эта цифра даже больше. Только на Ставрополье около двух миллионов овец, а в Дагестане - около четырех. Кроме того, в соседней Калмыкии - примерно 2,5 миллиона. Всего же по России - 20-22 миллиона голов. Точно сказать сложно, так как большое количество животных содержат в частных хозяйствах и на фермах, где нет строгого учета.
РГ: А что можно сказать о качестве поголовья?
Магомет Айбазов: Из частников мало кто занимается научной деятельностью. Им нужно получить максимальную прибыль при минимуме затрат. Соответственно, о селекционной работе, искусственном осеменении, покупке хорошего генофонда речи не идет. Нас, как представителей науки, редко кто приглашает.
А овцеводство такая отрасль, которая требует постоянного внимания. Я не хочу сказать, что частники - это плохо, просто они вынуждены выживать, поэтому стремятся меньше тратить.
Сейчас изменились мировые тенденции. Раньше процветало шерстное овцеводство. В 30-х годах прошлого века перед отраслью поставили задачу - одеть и обуть армию и население. Она была решена за счет государственной поддержки. Мы даже догнали Австралию. В 1990-х все рухнуло. И дело не только в распаде СССР. Во всем мире химические волокна начали вытеснять натуральные, в том числе и шерсть. Так шерстное овцеводство пришло в упадок.
А экономика России еще и неповоротливая, в итоге мы отстали в данной отрасли на 20 лет. За это время мировое овцеводство приспособилось к переменам, животноводы стали переходить на производство мяса.
РГ: На ваш взгляд, есть ли все-таки у шерстного овцеводства еще один шанс?
Магомет Айбазов: Есть, но производство должно быть ограниченных масштабов. В крае работают племенные заводы. Наши породы - джалгинский меринос и российский мясной меринос - уникальный результат селекционной работы. Качеству их руна могут позавидовать даже австралийские производители. Но рынок сейчас очень ограниченный. Синтетическое волокно дешевле и проще в производстве. Шерсть стала элитным материалом.
Племзаводы не смогут существовать без государственной поддержки. Причем я придерживаюсь той позиции, что нужны не прямые дотации в производство. Так как у нас огромное поголовье содержится в небольших хозяйствах, то нужно их владельцев стимулировать покупать элитных овец. Животноводам, улучшающим генетику за счет приобретения породистых баранов у племзаводов, государство должно компенсировать часть затрат. Так будет выгодно всем.
РГ: Вы сказали, что российское овцеводство отстало на 20 лет. В чем это выражается?
Магомет Айбазов: Во всем мире переходят на мясное овцеводство. Выводятся новые породы, создаются технологии, открываются мясоперерабатывающие предприятия, специализированные торговые сети. Идет мощная и агрессивная реклама баранины. Но в России не сориентировались вовремя и наука не поддержала данную тенденцию.
Сейчас же не государство занимается развитием мясного овцеводства, а частники. Пришли крупные инвесторы, заинтересованные в производстве баранины. Один появился и на Ставрополье. Он вложит около двух миллиардов рублей - проект крупнейший.
Мы привыкли, что овцы пасутся в поле и щиплют травку. Эта идиллическая картинка вообще не соответствует реальности. Современное производство баранины выглядит так - в огромных корпусах, где созданы специальные зоогигиенические условия, налажена система вентиляции, организовано кормление, содержатся тысячи овец. Энергия роста там сумасшедшая - в день прибавка в весе составляет 300 граммов. В четырехмесячном возрасте животных уже можно отправлять на убой и получать товарную тушку весом 20 килограммов. И на это не требуются сверхзатраты. Всего можно достигнуть благодаря технологиям и использованию пород, отличающихся хорошей динамикой набора массы.
РГ: Выходит, сейчас крупный бизнес, а не государство устанавливает правила игры в отрасли?
Магомет Айбазов: Именно так. В свое время ученые должны были убедить чиновников, что весь мир идет по пути развития мясного овцеводства, не уничтожая, конечно, шерстное. Этим надо было заниматься 20 лет назад. Крупный бизнес первым понял, что на нем можно делать большие деньги.
К примеру, из года в год мусульманские республики юга России и Северного Кавказа в Курбан-байрам единовременно потребляют мясо около одного миллиона овец. Что раньше мешало организовать им поставку откормленных животных массой тушки 20 килограммов? А Ближний Восток, в частности Иран, - вообще бездонный рынок. В прошлом году экспорт баранины из России в эти страны вырос в несколько раз. А ведь объемы поставки можно увеличить и в сотню раз, спрос есть.
Но нельзя делать ставку только на большие предприятия. Около 1,5 миллиона ставропольских овец содержат в ЛПХ и КФХ. Их владельцев нужно убедить развивать генофонд. Помочь им в этом могут как раз крупные производители, которые завезли элитных животных мясных пород в край.
РГ: Сейчас, кажется, нет такой отрасли экономики, которая не пострадала бы от очередного экономического кризиса. Не скажется ли он на развитии овцеводства на Ставрополье?
Магомет Айбазов: Проект крупного завода по производству баранины, я уверен, реализуют. У нас уникальные условия для овцеводства - подходящий климат, территории, есть ресурсы, сохранились традиции. Конечно, российский покупатель пока не привык к качественной баранине. Да ее у нас практически и не было. Но ситуация будет меняться, что пойдет на пользу овцеводству.