В апреле 2020 года исполняется 100 лет советско-польской войне. О ней мало говорят: чаще всего вспоминают, когда речь заходит об огромном числе погибших от голода и болезней красноармейцев в польском плену...
Дмитрий Буневич: После восстановления своей независимости в 1918 году Польша оказывалась зажата между Россией и Германией. Польские руководители стремились упрочить свое стратегическое положение и отодвинуть границы от польского этнического ядра.
У Юзефа Пилсудского были планы создать союз или федерацию совместно с литовско-белорусским государством и Украинской народной республикой во главе с Симоном Петлюрой. Нельзя сказать, что планы Пилсудского были чистой фантазией - в мае 1920 года поляки захватили Киев и провели парад с петлюровцами.
Чем стратегия Пилсудского отличалась от других польских проектов того времени?
Дмитрий Буневич: В Польше в начале ХХ века появились две крупные программы. Одну представлял национал-демократ Роман Дмовский, вторую - Юзеф Пилсудский. Дмовский считал, что Польша должна быть моноэтническим, компактным националистическим государством, Пилсудский видел новую Польшу федерацией многих восточноевропейских народов при культурном и политическом доминировании поляков. Только такая Польша, по мысли Пилсудского, могла стать великой европейской державой и образовать собственный союз - Междуморье, направленный одновременно и против Москвы, и против Берлина. В своем максимальном расширении гипотетическое Междуморье могло бы включать помимо польских, украинских, белорусских и литовских земель также и Латвию, Эстонию, Молдавию, Венгрию, Румынию, Югославию, Чехословакию и Финляндию. Этот союз раскинулся бы в пространстве между Черным, Балтийским и Адриатическим морями.
Вы сами сказали: гипотетическое Междуморье. На основании каких документов мы сейчас ведем разговор?
Дмитрий Буневич: У нас в руках сегодня самый широкий спектр источников, от дипломатических соглашений, таких как Варшавский договор 1920 года между Польшей и Украинской народной Республикой или материалов Балтийской конференции января 1920 года в Хельсинки, до мемуарных и публицистических произведений самого Пилсудского. Особенно интересны источники, связанные с деятельностью организации "Прометей", созданной на деньги польской разведки в 1926 году в Париже для поддержки националистов и сепаратистов на территории СССР.
Несмотря на то что Междуморье в планах Пилсудского значилось как мощное оружие и против Москвы, и против Берлина, при маршале подписывается Польско-немецкий договор о ненападении. Обычному человеку трудно разобраться в логике дипломатов.
Дмитрий Буневич: Да, последним серьезным внешнеполитическим актом, своеобразным "дипломатическим завещанием" маршала был договор от 26 января 1934 года. Он был подписан в Берлине послом Польши Липским и главой МИД нацистской Германии фон Нейратом. Это не был обыкновенный для тех лет договор о ненападении. В нем отсутствовало стандартное для такого рода документов положение о прекращении действия в случае вооруженного конфликта одной из договаривающихся сторон с третьей державой, что позволяет трактовать Договор Липского - Нейрата как скрытую форму союза.
Был ли при договоре секретный протокол?
Дмитрий Буневич: Спустя несколько месяцев после заключения соглашения во французской печати, а также в официальной советской прессе появились сведения о существовании так называемых секретных протоколов к договору, в которых якобы фиксировалось намерение рейха и Польши проводить скоординированную политику, а в случае начала войны выступить общим фронтом против "агрессора". Польская сторона официально сразу же опровергла существование секретных статей, а архивные изыскания не смогли обнаружить приложений к Декларации 1934 года.
Но все же были ли у Москвы основания считать, что Польша может выступить на восток вместе с рейхом?
Дмитрий Суржик: После смерти маршала Пилсудского в Польше начался разворот от односторонней прогерманской ориентации к ориентации на Париж и Лондон. При этом основным вероятным противником Варшава продолжала рассматривать Москву. Советское руководство, в свою очередь, считало Польшу одним из внешнеполитических и военных союзников Германии. Такие оценки звучали в документах политической разведки и военного планирования. Например, в докладной записке начальника Генштаба Красной армии Шапошникова на имя наркома обороны Ворошилова от 24 марта 1938 года рассматривалось развертывание войск на случай германо-польской агрессии против СССР.
Задам сложный вопрос: против кого воевали поляки во Второй мировой войне?
Дмитрий Суржик: Вы правы, этот вопрос не прост. И коротко не ответишь. Численность Войска польского на начало войны с Германией можно оценить примерно в 1,1 миллиона человек, из которых примерно 130 тысяч человек составляли представители национальных диаспор. Это были люди, испытывавшие на себе ассимиляционную политику "санации" со стороны польских властей и, очевидно, не горевшие желанием воевать в этой чужой для них войне.
После оккупации нацистами на всей территории бывшей второй Речи Посполитой действовали подпольная "Армия Крайова" (максимально - до 350-380 тысяч человек) и "Армия Людова" (45 - 60 тысяч). Первая ориентировалась на осевшее в Лондоне польское эмигрантское правительство, вторая стремилась наладить отношения с СССР. Соответственно, были разными и формы борьбы: если первая "копила силы" и помогала молодым полякам бежать от рабского труда на немцев, то вторая взаимодействовала с Красной армией при освобождении Польши.
Так вот, Армия Крайова не чуралась нападений на мирных жителей, которые, по ее мнению, незаконно занимали "польскую землю", и выстрелов в спину Красной армии, хотя некоторые ее командиры и сотрудничали с советскими.
Многие поляки воевали с фашистами в составе армий других государств.
Дмитрий Суржик: Это несколько пехотных и одна моторизованная дивизия, воевавшие против немцев во Франции и Норвегии в 1939-1940 году. Из 85 тысяч поляков после разгрома этих стран в Англию эвакуировались 17 тысяч. Пять тысяч поляков из Карпатской бригады воевали на Ближнем Востоке и в Египте, один польский батальон был создан и в составе Народной освободительной армии Югославии Иосифа Броз Тито. В СССР снова надели военную форму почти 75,5 тысячи поляков в "Армии Андерса" и еще почти 200 тысяч человек (из них немало представителей других народов, ранее бывших гражданами второй Речи Посполитой). При этом первое воинское соединение было сформировано, экипировано и передано советской стороной ее западным союзникам осенью 1941-го, когда враг стоял под Москвой. И англо-британское руководство не нашло ничего лучше, как задействовать этих поляков в Иране, в сражениях против итало-немецких войск в Северной Африке, наконец - при освобождении Италии.
Тем не менее своих соотечественников, которые сражались с нацизмом вместе с советскими войсками, в Варшаве чтить отказываются...
Дмитрий Суржик: О тех, кто участвовал в освобождении Белоруссии, кто пытался прорваться к мятежной Варшаве, но так и не получил поддержки от "Армии Крайовой" и погиб, кто брал Берлин вместе с советскими войсками (я имею в виду "Войско польское" Берлинга - Ярузельского), в современной польской исторической публицистике или молчание, или клеймо "пособников экспансии Москвы". Еще меньше и реже вспоминают о 4,5 тысячи поляков в белорусских и украинских партизанских отрядах периода Великой Отечественной войны.
Премьер Польши договорился до того, что Красная армия "не освобождала Варшаву" и могла спасти узников Освенцима "на полгода раньше, но не сделала этого"...
Дмитрий Суржик: В Польше сейчас освобождение страны называют "агрессивностью Москвы". Но это было интернациональным долгом - освободить очередную страну по пути к нацистской столице. Немногие (как в 1944-1945 годах, так и сейчас), видимо, понимают, что освободить Польшу от нацистской оккупации можно было только в союзе с Красной армией, что борьба против нее означала отнюдь не третий путь, а затягивание войны и все новые жертвы в концлагерях. Их и так было очень много. Из почти 35 миллионов человек населения Польша потеряла около 600 тысяч военнослужащих на всех фронтах Второй мировой войны и еще 5,6 миллиона гражданских лиц, погибших от рук нацистских оккупантов.
Освобождая Польшу, Красная армия тоже потеряла 600 тысяч человек. О чем еще не любят вспоминать современные польские власти, поставившие нацистскую Германия и Советский Союз на одну доску исторической памяти?
Дмитрий Суржик: Мы сейчас не будем говорить о гуманитарной помощи (а это, например, 100 тонн зерна, отправленных в Варшаву сразу же по ее освобождении в январе 1945-го) и об "аккуратной войне", когда жизнями и силами советских солдат спасались памятники архитектуры и культуры. Это все, как видим, очень легко забывается. Поговорим о территориальных приращениях. На востоке граница Польши сохранилась в той же конфигурации, что и после 17 сентября 1939 года, за исключением Белостока и Хелма. На западе же Польша значительно расширилась за счет Силезии и Восточной Пруссии, две трети которой перешло под польский контроль. Приращение составило 100 тысяч квадратных километров. Польское побережье Балтийского моря отныне выросло с 71 до 526 километров. В состав Польши вошел ранее "вольный город" Данциг (Гданьск). С этой территории были эвакуированы в Германию более четырех миллионов немцев, но осталось промышленное оборудование, что (наряду с заказами из СССР) сделало современную Польшу индустриальной.
"Вишенкой на торте" стали запасы полезных ископаемых (медной руды, каменного и бурого угля, олова и цинка в Силезии), прибыль от которых вдвое превысила доходы Польши от немецких репараций. Совсем недавно польские власти решили потребовать от Германии новых выплат за ущерб от Второй мировой войны? Впрочем, там же раздавались и требования "репараций" от Москвы, которая вместе с Лондоном и Вашингтоном расширила территорию современной Польши.
Сто лет назад маршал Пилсудский провозгласил свою мечту о Междуморье. Насколько эта идея созвучна современной риторике Варшавы по отношению к России?
Дмитрий Буневич: Для части политической элиты - безусловно. Ее фактически поддерживает правящая партия "Право и справедливость", многие политические силы на правом фланге. Новой инкарнацией Междуморья стала поддержанная США "Инициатива трех морей" Одним из создателей концепции "Триморья" был экс-главнокомандующий силами НАТО в Европе Джеймс Джонс. Американский генерал менее всего озабочен "инфраструктурным развитием" Восточной Европы, а США поддерживают "Триморье" прежде всего как военно-политический проект.
Как относятся к вашей книге польские историки? Удалось ли вам привлечь их к сотрудничеству?
Дмитрий Буневич: Многие коллеги просто не могут согласиться на сотрудничество в российском проекте, опасаясь скандала. К счастью, при посредничестве московского представительства германского Фонда Конрада Аденауэра удалось привлечь к сотрудничеству Рафала Риделя, доктора политологии из Опольского университета. Для нас было важным показать, как проблему видят в Польше. Кроме того, наличие "польского взгляда" служит зримым доказательством того, что в России сегодня идет куда более открытая и свободная дискуссия, чем в Польше, где даже исполнение песни "Темная ночь" в одном из музеев Гданьска стало поводом для обвинений в "российской агрессии".