А людей все нет как нет.
Хозяйство нажил: рыба-кит к нему пожаловала, детей нарожала - китят пресноводных, молоком выкормила, вырастила; надо бы кормами озаботиться - рыбу вырастил большую и маленькую, с красной икрой и черной, белой и совсем чудную - живородящую...
Красавцем стало море-озеро, богатеем, лекарем, кудесником на все причуды. Тут и приблудилось нечто двуногое, бездомное, но понятливое - и до воды сладкой, и до рыбы вкусной. Все свое открыло озеро пришлым - пользуйтесь. Но и мне жить не мешайте.
- О чем разговор, море славное, да живи себе, делись с нами, а уж мы... А что мы - узнай у кумы.
...Почти 10 лет, как правительство закрыло крупное предприятие на берегу Байкала, ставшее сильно вредить озеру. По приговору ученых и широкой общественности (прочитав в моей рукописи это утверждение, академик Михаил Александрович Грачев, бывший долгие годы директором Лимнологического института Сибирского отделения РАН и вложивший в Байкал много душевных сил и знаний, сделал пометку на полях: "Все-таки первыми за спасение Байкала вступились журналисты". В этом деле, как и во всяком стоящем, важнее все-таки конец, который делу венец. А конца в байкальской эпопее и за горой не видно. Но все равно: земной поклон Михаилу Александровичу и его команде), а до сих пор собачатся: кто, когда и за сколько ликвидирует ядовитое наследие, которое дамокловым мечом зависло над изумрудной чашей Байкала.
Впрочем, это второй замах меча за десятилетие. Первый отвел президент, велевший просто и по-человечески ясно:
- Сделать так, как сказал академик Александр Павлович Лаверов.
И нефтяную трубу отодвинули из зоны риска на 400 км. И от Байкальского тектонического разлома, который иногда просыпается и ломает берега и дно озера. А чтобы мы дурака не валяли, до 2000 раз в году сейсмографы регистрируют земную дрожь: не зевайте, господа, пока не пришла беда.
Но начать это повествование мне хотелось бы все-таки с другого.
Про уникальный музей... и его оленей, скачущих с солнцем на своих рогах, мне рассказал Борис Иванович Кудрин, ученый с мировым именем, дока по части рукотворных солнц, влюбленный в алтайскую тайгу и тамошние горы: в пещерах и на скальных срезах чудесные олени встречаются не раз. Не как грибы, но все же...
И мне тоже нравятся те олени, что несут в ветвистых рогах солнца-одуванчики. Но не нравится, что они безногие.
- Так пращуры нарисовали.
- Но почему безногие?
- Это назарыкские скифы кланялись своему богу - Солнцу. Рисовали для бога, оставили память нам, - говорит Валерий Иванович Липенков, бывший техник Института ядерной физики в Новосибирском Академгородке. А ныне хозяин Музея Солнца.
Став безработным в 1990-е, когда у людей науки не было средств на исследования, а подчас и самой работы, и оказавшись в этой ипостаси, Валерий Иванович выиграл в ваучерную рулетку зачуханный подвал. Ему несказанно повезло, как в то время многим из нас; когда всего сполна оказалось у тех, кто теперь прячется от прокуроров и давно сменил Бога и Отечество, и в миру числит себя третьей волной эмиграции. Русской. Бог с ними...
Ныне у бывшего техника-ядерщика Липенкова в Новосибирске в персональном ведении небывало редкая должность: служитель Бога-Солнца. Извините, нынче он - бери выше - хозяин единственного в мире Музея Солнца!
Настоящего. Академики сбросились - помогли.
У него нет отбоя от туристов: с запада и с востока, с юга и с севера - школьники и пенсионеры, кузнецы-молодцы и академики-кудесники. Еще бы - тысячи солнц-экспонатов и почти все из той жизни, через которую потом прокатятся оледенения.
Валерий Иванович живет мудрой жизнью. Он знает, что в жизни и зачем: мир необъятен, народу в нем миллиарды, музеев тьма-тьмущая - и для лягушек, и для шаманских побрякушек, и для... А Музей Солнца - один. Как перст один: у нас! В Новосибирске!
И Солнце у нас одно на всю планетную систему, затерявшуюся в дальнем уголке Млечного Пути.
Скорее всего, и разум один. И он владеет таким чудом из чудес, как Байкал. Который, похоже, тоже один у этого одного-единственного разума. Есть над чем подумать?
Не солнце, правда, но тоже на всех один. Такой чаши Богов нигде больше, с такой божьей влагой и такой жизнью, которая наполовину неповторимая, нужная всем... Олени к нему тоже пробираются издалека, с ветвистыми рогами, из тех же палестин, но без солнц, к сожалению, настороженные. На водопой приходят. Мало их осталось. Вот уже и до краснокнижной жизни добегались. А десятки, сотни, тысячи - со времен портретистов солнечных оленей уже и добегались. Людям все чего-то не хватает. Жадные? Или голодные? Или захапистые? Или запутались совсем в своих притязаниях...
Мы почему-то считаем, что все на Земле - исключительно для нас. И всегда существовало для нас, как только забултыхалось в соленой воде неким студенистым хвостиком - без ножек и без рожек. А ведь знаем, что не так. В каждой школе втолковывают, что мы, люди, были не первыми на земле, но, похоже, станем последними. Уж больно стараемся, двуногие аборигены, запятнать природу до неузнаваемости, чтоб ей пусто было. Неужели не одумаемся?
"...Вспоминаю себя в ясную и лунную, широко распахнутую теплую ночь на байкальском льду. Было это в марте, когда стремительно нарастает день, загустевает от запахов воздух, а вечерами с Байкала высокой прозрачной, все уплотняющейся синевой надвигаются сумерки. В сумерках я и сошел с берега, рассчитывая через полчаса вернуться, и отправился в открытое море. В спину, подталкивая, поддувал слабый ветерок, снега, который лежал подле берега вытертой стланью, становилось меньше и меньше, он белел низкими кочковатыми пятнами, увлекающими шаг, чтобы дойти до этого пятна, до этого и этого, и пружинил под ногами с легким приятным шуршанием. Я не боялся заблудиться: огни на берегу видны издалека. Надо мной разгоралось и разрасталось чистое и глубокое небо, справа стояла полная луна. Но и подо мной на продутых полянах льда мерцала сдавленным светом луна и тлели звездные искры.
Длинными стрелами набегали на меня подледные громы, прямо под ногами взрывались и раскатывались, но я скоро привык к ним и перестал пугаться. Перешел дорогу, провешенную с берега на берег елками, строем стоящими под ярким небом сумрачно и неловко, как закутанные фигуры. Байкал расходился передо мной все шире, горы отступали, ветерок продолжал трогать спину. Я шагал и шагал.
В детстве это называлось уводиной или заманкой. "От деревни далеко не уходи, - наказывалось нам, - вот заманит тебя уводина, заморочит голову - пропадешь". - "А какая она уводина?" - спрашивали мы. "А это уж тебе никто не скажет. Кто видел, тот назад не воротился". Да ведь за Бабой-ягой, не помня себя, не потянешься, это должна быть невиданная краса со сладкими речами.
От расслабленности я ничего не чувствовал и ни о чем, кажется, не думал. Я словно бы ненароком вступил в какое-то завороженное царство иных, чем мы знаем, сил, иных звуков и времен, составляющих иную жизнь. Сплошное зеркало гололедья расстилалось впереди и позади, оно представлялось как небо покатым и, как небо же, горело всеми его огнями, но сосульчатыми и изогнутыми. Сияло сверху, сияло снизу, голубое сияние стояло на льду, и оно не было мертвенным, а струилось и дышало, ходило, точно световой круг, точно переливающийся гигантский калейдоскоп. Луна опустилась так низко, что виделась ее налитость... Байкал сладостно глухо ворчал, где-то капельно звенькали ледяные колокольцы, где-то струилось что-то и со вздохом оседало.
Нечему было ни двигаться, ни звучать, но все вокруг двигалось и звучало. Я вернулся назад уже за полночь..."
(Это одна страничка из бессмертной книги Валентина Распутина "Земля у Байкала", которую издали в Иркутске, в издательстве его друга и соратника Геннадия Сапронова, его наследники и друзья).
...Не помню, кто принес черную весть Грачеву:
- На берег выбросило нерпу.
- Что значит "выбросило"?
- Мертвая туша.
Пока доехали до места, прибило к берегу еще пару мертвых зверей. Инспекторы Природнадзора, Рыбнадзора, Охот... Все кинулись на Байкал. Газеты, телевидение, радио: катастрофа!
- Остановить целлюлозно-бумажный комбинат, пока весь Байкал не отравил!
Шел 1987 год. Михаил Александрович Грачев только что принял дела в качестве директора Лимнологического института Сибирского отделения АН СССР. Направляя на Байкал молодого доктора-биохимика, академик Валентин Афанасьевич Коптюг напутствовал коротко:
- Не поднимете на ноги институт за год-другой - разгоню к чертовой матери.
...Мертвые туши нерп плавали по Байкалу подтопленными чушками. Лодочники шарахались от них как от чумы. Из общего числа около 100 тысяч голов в 1987 году погибших насчитывалось около шести тысяч. В институте были хорошие специалисты и по нерпам, но какой мор на них напал и откуда, сказать не могли. БЦБК с его ядовитыми стоками виноват. И общее загрязнение началось...
Как ученый биохимик высшей квалификации "со сферой научных интересов - молекулярная эволюция эндемичной флоры и фауны озера Байкал в контексте геологических событий", Грачев понимал, что тут все не так просто: неочищенные стоки, грязь...
В конце концов, методом молекулярной биологии примерно за 6 месяцев им пришлось однозначно установить: на нерпу напала... собачья чумка. Свят-свят... Как? Откуда? Кто принес?
До этого никогда и никому не было известно, чтобы ластоногие болели морбилливирусом. Им чрезвычайно повезло, что академик Коптюг направил в Иркутск, на Байкал, в Лимнологический институт (ЛИН) десант из 20 высококвалифицированных молекулярных биологов и аналитиков.
В конце 1987-го эпидемия прекратилась. В ней возникла иммунная прослойка.
- До сих пор Бог миловал, - вспоминает Михаил Александрович, - повторения подобной истории с гибелью нерпы не случалось.
Это первое крупное изменение на Байкале, которое было зарегистрировано в научной литературе.
Нерпичье поголовье стабилизировалось на уровне 100-110 тысяч голов.
За что ни возьмись на Байкале, во всем парадоксы. Ангара при впадении в Енисей приносит воды 120 кубокилометров в год. Енисей, тут же, к месту встречи (у 56 -57 северной широты), приносит 100 кубокилометров в год, то есть по деловым показателям это он - приток.
Никого не оставляет равнодушным голомянка, которую зовут принцессой байкальского подводного двора. Большая и малая голомянка лидируют по многим позициям. Во-первых, общая численность и биомасса голомянок в два раза больше, чем всех вместе взятых остальных рыб: 150 тысяч тонн! Биомасса всех других рыб - 74 тысячи тонн. При этом ежегодный прирост голомянки - 150 тысяч тонн. То есть в течение года она как бы полностью обновляет свою популяцию. А куда девается первая половина? Более 40% голомянок, или около 60 тысяч тонн, вылавливает нерпа, на нее охотится омуль, бычки и сама голомянка. Мертвых голомянок подбирают водоплавающие птицы.
У голомянок нулевая (или даже отрицательная) плавучесть. И все благодаря высокому содержанию жира в мышцах и на внутренностях. У большой голомянки его 43-44% от всего веса, у малой - до 8-9%. Две самки большой голомянки общим весом 80 г по калорийности соперничают с омулем весом 340 г или хариусом в 500 г. Калорийность большой голомянки в 3 раза выше, чем у осетра.
Но голомянка не кучкуется в промысловые и нерестовые косяки, живет в водной толще врассыпную. Если ловить сетями, то попадает до... 100 г на 100 м[2] сетей в сутки. Нерентабельна ловля и тралом: за 1 час траления добывают около полкило рыбы. С какого бока ни подойди - все не выгодно.
Но Байкалу без нее не обойтись - ведь зачем-то он ее лелеет миллионолетия. Ну, пусть меньше - но не отдает никому. Выпестовал до такого совершенства, что в аквариуме живет-поживает. При стоках комбината не зацепила гадостей, не захромала и не зачихала.
Озеро Хубсугул, о подземной водной транспортной связи которого с Байкалом азартно живописал на днях по телевидению некто путешественник, расположено в горах Монголии. Вот его развернутая характеристика, которую дал Григорий Иванович Галазий, действительный член-корреспондент Академии наук СССР, первый директор ЛИНа, в своем справочнике "Байкал".
Озеро Хубсугул расположено в северной части Монголии на высоте 1645 метров над уровнем моря и 1118 метров над уровнем Байкала. С Байкалом озеро связано реками. Река Эгийн-Гол, вытекающая из озера Хубсугул, является левым притоком реки Селенги - притока Байкала. Длина Селенги - 1024 км - столько она пробегает от Хубсугула до Байкала, и только на территории России, окружив Гусиное озеро и хребет Хамар-Дабан, она выходит к Байкалу, принося ему около 50% притока.
Как может прийти в голову мысль о подземном сообщении этих озер под хребтами Хамар-Дабана длиной более 1000 км?! Да, котловина озера Хубсугул тектонического происхождения. Это крайний южный "элемент" Байкальской рифтовой зоны. Но оно настолько выше в хребтах Баяны-Нуруу и Хорьдол-Сарьдаг, где расположилось, и так далеко от Хамар-Дабана, что только если по вершинам хребтов проскакать на трубах, как на крылатом коне.
И невиданными катастрофами на Байкале нечего добрым людям голову морочить - катастрофы как катастрофы: землетрясение в XIX веке опустило Цаганскую падь близ устья Селенги на 10-15 метров. Да осенью 1902 года случилась беда - тогда погибли люди. И тоже безо всякого шаманства.
В районе Малого моря налетевший ветер сарма - самый дикий, самый свирепый байкальский разбойник - застал пароход "Адмирал Невский" с тремя баржами на прицепе. На них возвращались с путины рыбаки с семьями. Ветер нагнал караван перед мысом Кобылья Голова, при выходе из Малого моря в Малые Ольхонские ворота. Пароход вынужден был обрубить буксиры и оставить баржи на произвол судьбы. Одну баржу, что шла последней, выбросило на песчаную отмель, и люди на ней спаслись. А две выбросило на камни у мыса Кобылья Голова... баржи сильно обледенели... кто выбрался на берег, умер от переохлаждения... Погибло 172 человека.
Причина трагедии - капитан не разгадал очевидные серьезные намерения Байкала. Он посчитал себя мудрее озера, а в чем, поди, спроси: умнее - и все. Печаль, а то и трагедия всегда в "запасном" варианте у недалеких начальников.
Хотя сарма развивается стремительно, но ее предвестники, особенно в этом районе, всегда оповещают о себе заранее. Над вершинами гор скапливаются неподвижные тучи. Ветер начинается, как только между вершинами гор и нижней кромкой облаков образуется просвет. Местные жители называют этот просвет воротами. Если ворота открылись - через 20-30 минут жди ветра. А скопление неподвижных туч, темных, густых, как дождевые облака, начинается за 2-3 часа. Капитан отмахнулся от явных признаков беды, а может, понадеялся на везение. А проще - пренебрег, стремясь быстро обогнуть мыс Кобылья Голова, чтобы укрыться в одной из бухт в проливе...
Сам пароход чудом сохранился, стоя у подветренного берега на двух якорях, с двигателем, работающим на "полный вперед!".
Не знаю, телевизионный "путешественник" эту трагедию имел в виду или что-то другое, когда уверял, что люди в это время слышали над окрестностями, "как раздавалось лошадиное ржание". Может, это было в другой раз, кто же его знает, а тогда люди долго не могли прийти в себя от горя.
В той забежавшей не в ту степь телепередаче много было вывалено мусора про Байкал, - его по берегам озера с избытком. Но небылицы ныне хорошо продаются.
До самого последнего времени ученые пытались решить, казалось бы, несложную задачу: как часто меняется вода в озере? Если постоянный объем - 23 тысячи кубокилометров, ежегодный сток через Ангару - 60 кубокилометров, а приток через Селенгу и триста с лишним речек и речушек тоже около 60 кубокилометров, то в среднем полный обмен в озере должен бы завершиться за 383 года. Округленно считали - за 400 лет. То есть нынешняя вода начала заполнять котловину озера во времена мятежного протопопа Аввакума. Это арифметически, но радиоизотопный метод в каждой из тех котловин показывает иной возраст.
В Южной котловине - 66-70 лет, в средней - 142 года, а в северной - 225-230 лет. Ветры байкальские перемешивают байкальскую воду до глубины 200-250 метров - не сходится арифметика.
Ошеломляющие факты, добытые наукой, живут вечно. Они не прячутся от нас - просто мы об этом не подозреваем.
В Байкале опять особица. Как в проточном озере, еще одна коренная особенность: амплитуда смены всей воды, считалось до недавнего времени, должна быть раз в 400 лет. Но совсем недавно ученые Лимнологического института СО РАН со своими коллегами из США и "Гидромета" установили существенную особенность в этом процессе: горизонтальное перемешивание воды в озере укладывается в срок около 400 лет. Но на вертикальное "перемешивание" озеру требуется 8-12-17 лет. В толще воды (около 1740 метров) образуются своеобразные линзы чистой глубинной воды на горизонтах 300-400 метров от поверхности и столько же от дна. Именно эта вода является чистой байкальской глубинной водой, обладающей бальнеологическими свойствами.
Ученые ЛИНа считают, что это не последняя новость из жизни уникального озера. Самые интересные открытия ждут впереди (хотя, извините, "неинтересных" открытий в природе не бывает).
Давно, еще до лохматых бродяг-кочевников, Байкал выровнял все потребности и стал нулевым: сколько в него втекает, столько и вытекает - минерализация воды устаканилась. Лишь последние десятилетия из-за сброса в него колоссального объема промышленных нечистых стоков тенденция пошла к повышению вредности. Она, эта вредность, имеет свои параметры: 6,5 млн тонн ядовитых отходов "дремлет" на его берегах возле Байкальска.