Как и зачем смоленский этнограф в "народ ходил"

В кругу своих не менее талантливых современников, с энтузиазмом изучавших народную жизнь во всех ее проявлениях, родившийся в августе 1856 года Добровольский выделялся одним выразительным обстоятельством. Долгие годы он "ходил в народ" с глубоким погружением, не совмещая это занятие с иной службой и будучи притом обременен семьей с восемью детьми. И в отличие от революционных народников, заезжавших в деревню на несколько месяцев и убеждавшихся в равнодушии крестьян к их романтическим лозунгам, Владимир Николаевич находил с селянами общий язык и получал уникальную возможность переводить на язык перспективной в ту пору науки этнографии все стороны их "простонародного житья-бытья".

Известный ученый Николай Янчук в 1903 году в предисловии к IV тому "Смоленского этнографического сборника" Добровольского описал его заслуги весьма выразительно: "Многолетними трудами одного исследователя охвачена почти вся духовная жизнь народа Смоленского края с некоторыми прилегающими областями: верования, обычаи и обряды, семейные нравы, весь годичный обиход в песнях, сказания, игрища, особенности говора - все это ценный клад для науки, спасенный от гибели почтенным тружеником". Почему от гибели - неумолчный грохот городской цивилизации к началу ХХ века все чаще проникал в крестьянскую жизнь, и смоленский этнограф с потрясающей достоверностью спасал для истории многое из того, что утрачивалось на глазах.

Занятия Добровольского ничуть не походили на хобби или барскую блажь: этнографом он был именно что профессиональным, взращенным на историко-филологическом факультете Московского университета. Интерес же к сельской жизни проявился еще в юные годы, о чем сам энтузиаст вспоминал так: "Я знакомился с народным языком еще в детстве, собирая с крестьянскими детьми грибы и ягоды, ловя с ними рыбу и составляя при помощи их коллекции насекомых". В университете же выяснилось, что эти навыки весьма полезны для этнографических исследований, к которым студента Добровольского на третьем курсе приохотил молодой профессор Всеволод Федорович Миллер. Он часто собирал студентов для этнографических занятий в своей уютной квартире в Машковом переулке; "беседы велись запросто, семейно, за стаканом чая".

Не всем участникам кружка беседы эти пошли на пользу. Например, Павел Милюков стал и лидером кадетской партии, и известным историком, но с этнографией у него в зрелые годы были очевидные проблемы. В августе 1913 года Милюков, поддержавший болгар в их конфликте с сербами, неосмотрительно явился в Белград, где подвергся нападению братьев-славян из числа студентов в местном кафе "Москва" и вынужден был спешно ретироваться. А вот его университетский товарищ Добровольский сделал этнографию делом своей жизни. Окончив в 1880 году альма-матер, Владимир Николаевич два года прослужил учителем в женской гимназии в Смоленске, но по настоянию врачей вынужден был оставить городскую суету и поселиться в деревне. Имение матери в Даньково, что ныне в Починковском районе и где и сейчас чтут память ученого, надолго стало надежным пристанищем Добровольского и его супруги Евдокии Тимофеевны, помогавшей мужу в его изысканиях по части народной жизни.

Изыскания поначалу велись исключительно за свои средства, для чего пришлось закладывать имение. И только потом, когда при содействии видного исследователя белорусского фольклора Павла Шейна на неутомимость и профессионализм смоленского подвижника обратили внимание столичные научные светила, пришла поддержка Русского географического общества и Российской академии наук. Она позволила увидеть свет двум главным трудам Добровольского - четырехтомному "Смоленскому этнографическому сборнику" и изданному в 1914-м "Смоленскому областному словарю". Имя его получило известность не только в этнографическом сообществе. "Какой интересный материал!" - так, по воспоминаниям своего соратника Владимира Бонч-Бруевича, откликнулся на тома сборника Добровольского Ленин, добавив, что "на этом материале можно было бы написать прекрасное исследование о чаяниях и ожиданиях народных".

Хорошая память Бонч-Бруевича в итоге обеспечила смоленскому этнографу достойную посмертную память в советские годы. Высоко его ценили и замечательные смоленские поэты Николай Рыленков и Михаил Исаковский, обсуждавшие между собой возможность издать книгу о поразившем их земляке. Рыленков посвятил Добровольскому проникновенные стихи, где обыгрывал его службу инспектором народных училищ в начале ХХ века, ставшую необходимой ради семейного пропитания:

Слова, как звезды, для него лучились

И наливались соком, как плоды.

Он числился инспектором училищ,

А был искателем живой воды…

Живой же водой был сам язык, песни и обряды жителей земли смоленской, все уезды которой наш герой неутомимо исколесил, не забывая и о соседних Могилевской, Витебской и Минской губерниях. В сотнях страниц его трудов четко отпечатались говоры русско-белорусского пограничья, впитавшие в себя и прославленный Далем живой великорусский язык, и такой же живой язык белорусский.

...После революции Добровольский читал лекции в белорусском народном университете в Москве и в Витебском институте народного образования. Яркую жизнь искателя живой воды на 64-м году оборвали реалии Гражданской войны: в ночь с 7 на 8 мая 1920 года он был застрелен неизвестными бандитами в очередной поездке за фольклором.