Автор песни, ставшей вечным символом 1941 года, умер в забвении

Письмо от полярника Григория Дмитриевича Плотникова из Москвы.
РИА Новости www.ria.ru

"Добрый день, Дмитрий Геннадиевич! Читаю Ваши статьи и радуюсь. Радуюсь тому, что еще не все в этом мире бушующем потеряно. Помогите мне вернуть русской поэзии и читателям имя Бориса Константиновича Ковынева - настоящего русского самородка.

Я познакомился с ним в 1968 в Москве. Борис Константинович жил в однокомнатной квартире в доме на Кленовом бульваре. В то время он уже семь лет был прикован к постели, очень бедствовал. Левая сторона - рука и нога - были парализованы. Правую руку он немного поднимал вверх, и ей он выводил мне автограф на своих книгах. Жена не работала - ухаживала за ним. Ковынев был членом союза писателей, но ни рубля помощи от этого союза он не получил. Его жене, Елене Борисовне Долиной, отказали в пенсии по уходу за тяжелобольным. А друзья?

В 1941 году песня Бориса Ковынева не звучала по радио и не выпускалась на пластинках, но ее знали все от мала до велика. Фото: wikipedia.org

Друзья приезжали редко. Поэтому мой приезд он ожидал с нетерпением.

Я родом с Северного Кавказа, и Борис Константинович с особым интересом слушал мои рассказы о нравах и обычаях горцев. А он читал мне свои стихи. Я каждый раз просил его почитать стихотворение "Скрипка". Это его коронный номер. В Советском Союзе эти стихи не печатались.

Сейчас в Интернете можно встретить слух, что Ковынев сидел. Да ни в каком лагере он не сидел!

Незадолго до своей смерти Борис Константинович подозвал меня, внимательно посмотрел и говорит:

- Гриша, это я написал: "Двадцать второго июня, ровно в четыре часа, Киев бомбили, нам объявили, что началася война..."

На моем лице было не только изумление. Я знал, что это - народное! Вся страна знала.

Тогда Елена Борисовна, жена Бориса Константиновича, достала из шкатулки пожелтевшую газету. Я прочел полный текст этого стихотворения. Внизу подпись - Борис Ковынев.

А дело было так. В начале войны Борис Константинович отвез свое стихотворение "Двадцать второго июня..." в газету. Талантливый композитор Борис Прозоровский написал на эти стихи песню на мотив "Синего платочка". Песню подхватили, и она стремительно понеслась во все уголки.

В этой ситуации кто думал об авторе? Да этим вопросом никто не интересовался, все думали, что песня народная.

А ведь до войны Ковынев не был безвестным провинциальным автором. Он переписывался и встречался с Горьким. Борис Ковынев - автор слов песни, которая почти каждый день звучала по радио - "Стальная эскадрилья" ("Авиамарш"). Поэтому так трудно понять, почему поэта так быстро вычеркнули из памяти.

Умер Борис Константинович 3 марта 1970 года. Похоронен на Ваганьковском кладбище. Я обложил его могилу мрамором. Сначала ухаживал, потом был длительный перерыв - я работал в Антарктиде инженером по эксплуатации самолетов и двигателей. Мне довелось участвовать в семи антарктических экспедициях.

В свою первую экспедицию мы зашли на теплоходе "Башкирия"на Канарские острова. Купил магнитолу. Вечером вышел на верхнюю палубу корабля. Включаю приемник. И вдруг - звучит музыка и слова такие знакомые:

В каждом сердце есть

стремленье выше,

В каждом сердце

не доплакан плач.

В ресторане на эстраду вышел

Нищетой обглоданный скрипач...

Боже мой! Да это же - "Скрипка" Бориса Константиновича!

Можно ли после этого уснуть?.."

Обгоревшая тетрадь

Прощальная

Двадцать второго июня,

Ровно в четыре часа

Киев бомбили,

Нам объявили,

Что началася война.

Кончилось мирное время,

Нам расставаться пора.

Я уезжаю,

Быть обещаю

Верным тебе до конца.

И ты смотри,

С чувством моим не шути!

Выйди, подруга,

К поезду друга,

Друга на фронт проводи.

Дрогнут колеса вагона,

Поезд помчится стрелой.

Ты мне с перрона,

Я - с эшелона

Грустно помашем рукой.

Пройдут года,

Снова я встречу тебя.

Ты улыбнешься,

К сердцу прижмешься

И поцелуешь, любя.

Борис Ковынев, 22 июня 1941

Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru