Календарь поэзии: Война оставит неизгладимый след в душе каждого

Илья служил в роте связи переводчиком и не раз ходил с разведчиками за линию фронта. В детстве он учился в немецкой школе имени Карла Либкнехта.

За четыре года армии Илья так и не огрубел, и за это его любили. Большой, рыжеватый, добродушный.

И вот Илья в родной Москве. Новая Божедомка. Дом четыре. Родная дверь.

Дэзик, школьный друг Ильи, уцелеет на войне и в 1978 году вспомнит их дружбу и этот дом.

В профессорской квартире,

где он жил,

В квартире деда,

Бывало, сизой тучей дым кружил

И за полночь текла беседа.

Мы прямо в сад сигали из окна,

Минуя двери...

Двери открыла мама. Долго стояли обнявшись. Бросив вещмешок, Илья прошел в свою комнату. Там все ждало его: старые часы, книги, папки с рукописями, портрет Пушкина. В солнечных лучах клубились поднятые по тревоге пылинки.

Утром Илья проводил мать до госпиталя. Запрыгнул на подножку набитого трамвая.

Скоро Илья шел к родному институту, который желтел за старыми липами. На вахте спросили документы. Илья привычно прижал руку к нагрудному карману гимнастерки - тот был пуст.

Из учетной карточки военно-пересыльного пункта, заполненной Ильей Лапшиным 5 июля 1943 года в 14.00: "Прибыл в командировку. При проезде в трамвае украли все документы. Деньги утащили. Явился к коменданту г. Москвы..."

Неизвестно, удалось ли изловить тех мерзавцев, что охотились за карманами и вещмешками фронтовиков.

Известно лишь, что на другой день Илья Лапшин уехал в свою часть.

Ты не знаешь, как в пургу метельную

На привалах валишься в снег

И какую тоску беспредельную

На войну несет человек...

1941

* * *

Пройдет война,

и зарастут воронки

Зеленой идиллической травой,

И защебечет жаворонок звонко

Над полосой,

когда-то фронтовой...

Расскажем детям мы,

как шли когда-то

Солдатами в разведку на заре,

И прошлое припомнится

как дата

В оборванном давно календаре.

А может быть,

мы, ветераны, будем

Дремать на солнце

где-нибудь в Крыму,

О тех годах, растаявших в дыму...

Быть может,

мы возьмем и позабудем

Но - так не будет.

Слишком многим были

Для нас года и бедствия войны,

Окрепли в них

мальчишеские были,

Сгорели в них мальчишеские сны.

И если жить - так жить

до исступленья

И быть всегда

подобранным и злым,

Но разве может наше поколенье,

Войну прошедшее,

когда-то стать иным?

И будет нам необходимо, надо

По-пехотински

сутками шагать.

Пойдем мы стариками

к Сталинграду,

Чтобы у Волги юность

вспоминать.

И защебечет жаворонок звонко

Над полосой,

когда-то фронтовой...

И посидим мы молча

над воронкой,

Заросшей идиллической травой...

1943

Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru