Маэстро Магомаев втихаря пел Пресли и слушал джаз на "ребрах"
***
Скрывать тот факт, что я запел, было все труднее. В это время мы создали тайное общество меломанов. Как заговорщики, чтобы не узнали педагоги, мы доставали "ребра", записи на рентгеновских снимках, и часами слушали джазовую музыку. Почему общество было тайным? Просто то, что мы слушали, не входило в школьную программу, а порядок в школе при Бакинской консерватории был очень строгий.
Помню, мы были влюблены в Лолиту Торрес - мы знали все ее песни, старались исполнять их в ее манере. Но делать это в здании школы было нельзя: если бы я сыграл или спел что-нибудь из Торрес или Пресли, которым мы тоже увлекались, то меня бы выгнали или с урока, или вообще из школы.
***
Если с программой, казалось, сложностей не будет, то с тем, как выглядеть на сцене, были проблемы. Кроме того, у меня, южанина, не было зимнего пальто, а в Москве уже начались холода...
Евгений Максимович Примаков рассказал мне, как его первая жена, работавшая на студии "Мелодия", пришла однажды домой и говорит: "Приехал мальчик из Азербайджана, худющий такой, так скромно одет, пиджак как с чужого плеча. А вот запел..."
Вообще, тот костюм был мой, но так заношен и заглажен, что в него можно было смотреться как в зеркало. Да и вырос я из него: рос я тогда быстро и даже, чтобы остановиться, поднимал штангу. Но все равно во сне летал, а говорят, пока летаешь, растешь. Пальто пришлось одолжить у бакинского друга Володи Васильева.
***
Во время сцены, в которой Тоска убивала Скарпиа, я делал следующее: лепил из пластилина шарик, куда наливал акварельную красную краску. Когда Тоска кинжалом поражала меня, я нажимал на шарик, краска брызгала на рубашку - и казалось, что это кровь.
В "Тоске" я проделывал и не такое. В нашей постановке было так задумано, что раненый Скарпиа поднимался к выходу, чтобы позвать на помощь. Теряя силы, он скатывался по лестнице и падал замертво. Я просил специально для меня установить на сцене что-то вроде лестницы, чтобы я мог эффектно умереть, скатываясь со ступенек. Ушибиться я не боялся, потому что натренировался, умел группироваться, да и камзол был плотным и крепким. Только один раз случился казус - я укатился за кулисы, откуда торчали только ноги. Марии Биешу, Тоске, пришлось все свои действия - класть крест, ставить около тела свечу - проделывать почти за кулисами ...
***
Концерт прошел лучше, чем я ожидал. В первом отделении - Бах, Гендель, Моцарт, Россини, Шуберт, Гаджибеков... Но вместо объявленных 16 вещей я спел 23.
... Разошлась чинная часть публики. Уже выключили свет, увезли рояль, а к авансцене с балконов, с галерки все стекалась толпа поклонников - человек триста. Они стояли и хлопали... Я все выходил в уже полутемный зал и после десяти-двенадцати поклонов попросил вернуть рояль. По филармоническому протоколу концерт закончен, артисту пора отдыхать. Какое там! У нас в разгаре было стихийное третье отделение. Я сел за рояль - тогда-то и наступило время эстрады. Come prima, Guarda che Luna и твист Челентано "Двадцать четыре тысячи поцелуев"...
"Где вы, бодрые задиры?"
Михаил Ножкин, актер, поэт, народный артист России:
Я давно перешел на классику - Чехов, Тютчев, Маяковский, Некрасов... Многие из этих великих сегодня полузабыты. Владимир Владимирович, как он сам написал про Есенина, такое загибать умел, что никто на свете не умел! Кто-нибудь умеет сегодня так написать - "Где вы, бодрые задиры? Крыть бы розгой! Взять в слезу бы! До чего же наш сатирик измельчал и обеззубел!" У меня под рукой "Стихотворение 1929-30 годов" - я это читаю, поражаюсь и расстраиваюсь: это ведь и не помнит никто!
А почему, вы думаете, я "Однажды в студеную зимнюю пору..." помню с 6 лет? Да потому что это про нас, москвичей-дошкольников, рвавшихся в войну и в госпиталях медсестрам помогать, и на крыши - "зажигалки" тушить. Мне в 41-м, кстати, как раз "шестой миновал". А есть такие бодрые задиры среди нынешних ребят?