Почему во время войны Лосев обратился к поэзии
Алексей Федорович избежал этой участи лишь потому, что Лосевы оказались в тот день на даче в поселке Кратово. Валентина Михайловна, жена Лосева, бросилась в Москву и нашла на месте дома зияющую воронку, где погибла ее мать, а среди обломков кирпича виднелись обломки мебели, детские игрушки, обрывки бумаг и книг... Это были лосевские рукописи и книги из его огромной - более 10 тысяч томов редчайших изданий! - библиотеки. Большую ее часть составляли труды немецких философов.
Бомба, сброшенная доблестными асами фюрера, похоронила в общей могиле Канта, Гегеля, Шеллинга, Фейербаха, Шопенгауэра и Ницше.
После бомбардировки дом горел, пожарные заливали руины. Вода довершила то, что не успел погубить огонь. С книгами можно было проститься навсегда.
Весть об этом могла погубить Лосева, чье здоровье еще в начале 1930-х было подорвано арестом и лагерем. И вот Валентина Михайловна вместе со своими старыми друзьями принялась вызволять книги из грязи и каменного крошева. Они переносили раненые книги в сарай, сушили их на веревках, очищали от известки и грязи, проглаживали чугунными утюгами страницы.
Сегодня об этой эпопее рассказывает выставка "Спасенная библиотека". Ее к 75-летию Победы подготовили сотрудники московской Библиотеки "Дом А.Ф. Лосева", где теперь хранятся более 2000 пострадавших "бомбежечных" книг. Выставку (а по форме это скорее документальный фильм) можно увидеть на сайте музея-библиотеки.
А сейчас мы вернемся в поселок Кратово, где остался Алексей Федорович. Что он делал в ту пору, когда зло готово было торжествовать над всем миром? Понятно, что тяжелый быт, переживания и тревога не всегда давали сосредоточиться на фундаментальных трудах. И тогда философ писал... стихи.
Поэтические опыты Лосева могут показаться несвоевременными. В них мало примет войны. И хотя чаще всего Алексей Федорович повторяет в стихах слово "тревога", его строки выглядят отстраненными, от них иногда веет тонким холодком Серебряного века, на который пришлась юность будущего философа.
И все-таки стихи не были для Лосева лишь приятным досугом. И уж никак не безделушками. Это была его разведка перед боем, перед большой духовной и интеллектуальной работой.
Как скульптор, прежде чем взяться за лепку, разминает глину, согревает ее в руках, так Лосев согревал слово и мысль в поэтических строчках. Стихи как глина души. Мне почему-то кажется, что этот образ понравился бы Алексею Федоровичу.
Свои стихи Лосев никому, кроме жены, не показывал, и они увидели свет лишь после его смерти.
Во время войны Алексей Федорович читал лекции в госпиталях, и однажды раненые подарили ему в благодарность миниатюрную подкову. На ней написано: "101-й отдельный кавалерийский полк". Полк воевал на Волховском фронте в составе 13-го кавалерийского корпуса 2-й Ударной армии. В феврале участвовал в тяжелейших боях у Мясного Бора, попадал в окружение и с большими потерями вырывался из него. К лету 1942 года корпус потерял почти весь личный состав и всех коней и был расформирован.
P.S. За помощь в подготовке этого выпуска благодарю профессора МГУ, председателя Лосевской комиссии РАН Елену Тахо-Годи.
- Всякая философия, которая не питается учением о Родине, есть наивная и ненужная философия.
- Кто любит, тот умирает спокойно. У кого есть Родина, тот, умирая если не за нее, то хотя только в ней, на ней, умирает всегда уютно, как бы ребенок, засыпая в мягкой и теплой постельке, - хотя бы эта смерть была и в бою, хотя бы это и была смерть летчика, упавшего с километровой высоты на каменную землю...
- Только Родина дает внутренний уют, ибо все родное - уютно, и только уют есть преодоление судьбы и смерти.
*А. Лосев. О презрении к смерти. 1942.
23 сентября 1893 года родился философ и поэт Алексей Лосев
Зимняя дача в Кратове
Лиловых сумерек мигрень,
Снегов пустующие очи,
Печалей мглистая сирень
И бесполезность зимней ночи;
Сверло невыплаканных слез,
Жужжащих мертвенность
туманов
И клочья вздыбленные грез,
Безрадостных оскал дурманов;
Трескучей жизни мертвый сон,
Бессонных фильмы сновидений
И почерневший небосклон
Ума расстрелянных радений, -
Здесь тускло все погребено,
Гниет послушно и смиренно,
И снегом все заметено
Для мира тлеет прикровенно.
И дачка спит под синей мглой,
Под тяжко-думными снегами,
Как бы могилка под сосной,
Людьми забытая с годами.
Уютно зимним вечерком
Смотреть на милую избушку,
На живописный бурелом,
На сосны леса, на опушку.
Картинку эдакую нам
Давали в детстве с букварями...
Вот почему на радость вам
И тут всплыл домик под снегами.
27-28/IV-42
Тревога
(отрывок)
Тайно ум шумит, как лес,
Тревогой тонкой.
Жизнь тревожна мглой чудес
Рыдально-звонкой.
Пустотой взмывают дух
Тревог качели.
Лик судеб тревогой вспух,
Что в тьме яснели.
Сердце взвихрила пустых
Тревог туманность.
Льдом тревоги стынет злых
Миров раздранность.
Ждет с тревогой стар и млад
Времен грядущих...
17/I-43
Оправдание
(отрывок)
...Восторг все новых
умозрений
Неистощимою волной
Подъемлет юность нашу в бой
За вечность юных откровений.
Неведом нам другой ответ,
Других не знаем оправданий:
Предел земных всех упований -
Нетленной юности обет.
Ребенок, девочка, дитя,
И мать, и дева, и прыгунья,
И тайнозритель, и шалунья,
Благослови, Господь, тебя.
28/ХII-<43>