Деревенский философ из Карелии рассказал, как вырезает картины на осине
Когда мы договаривались с Иваном Ивановичем о встрече, он сразу сказал: "В воскресенье не могу, на болоте морошка осыпается. Надо идти в лес. Нельзя без морошки зимой". Поэтому поехали к нему в субботу.
От Петрозаводска до Шелтозера - центра Вепсской национальной волости - чуть больше 80 километров. Частный музей Марценюка проехать невозможно - он отделан красивой резьбой. На двери номер телефона для желающих посетить. Ждать придется недолго: Иван Иванович живет здесь же, сразу за своим музеем.
Небольшое помещение заставлено работами, вернее - досками, как он их называет. Целая серия - это бабушки в платочках, с натруженными руками. Эти доски сделаны по картинам известной вологодской художницы Джанны Тутунджан. С нее все и началось.
Несколько лет назад Марценюк был в Вологде и зашел в картинную галерею. Работы Джанны его поразили. Особенно ее любимые героини - пожилые женщины со сложенными на коленях руками, в окружении старых и новых семейных фотографий. "Корни рода", - говорит о них художница.
Марценюк купил альбом с картинами Джанны Тутунджан и понял, что хочет перенести ее "корень рода" на доску. Стамеску в руках держать он умел. Когда-то вырезал деревянные фигурки, потом делал мебель на заказ. Так и появилась серия бабушек по работам вологодской художницы.
- Я не умею рисовать. Я копиист, по сути, - пожимает плечами Иван Марценюк.
- Но что-то же в работах Джанны Тутунджан понравилось? В них столько и боли, и какой-то тихой радости одновременно.
- Боль понравиться не может. И восхититься ею тоже нельзя. Просто легло на сердце.
- А другие сюжеты откуда берешь?
- По-разному. Одуванчики увидел на маленьком карандашном рисунке. И вырезал. Как-то пришел ко мне умный Вася, он у нас дворником в школе работает, и говорит: "Что ты сделал? Это просто светлое окно. А мы в него глядимся и из него". Так у меня и получилась тема с окном - папа, мама, я, дом и погост. Вся жизнь в окне.
- Какое дерево предпочитаешь?
- Осину. Она более податливая, и мне нужен нижний слой без сучков. Заготавливаю ее загодя, чтоб к зиме у меня был материал. Летом я досками не занимаюсь. Некогда.
Хозяйство - лошади, птица, огород, пасека.
Мы идем к дому Ивана Ивановича. Ухоженный участок, ладные постройки. Сразу чувствуется рука крепкого хозяина. На зеленой лужайке возле дома гуляют белые гуси.
Возле дома и сарая доски с другой важной для Марценюка темой - инвалидами-фронтовиками, которые доживали свой век на острове Валаам. В 1950 году по указу Верховного Совета Карело-Финской ССР на Валааме организовали дом для инвалидов. Сюда попали те, кто после войны, вернувшись с фронта калеками, не смогли приспособиться к мирной жизни, были обузой для родственников, просили милостыню на улицах и базарах. По мнению представителей советской власти, подобное явление позорило страну-победительницу. Было решено искоренить нищенство, определив попрошаек в дома инвалидов и престарелых с особым режимом, убежать из которых они не смогли бы.
На островном кладбище есть обелиск фронтовику Григорию Волошину, который поставил его сын. Он разыскал место гибели отца спустя много лет после его смерти. В результате ранения Волошин потерял руки и ноги, лишился речи и слуха. Мог только видеть. Прожил Григорий Андреевич 64 года, умер в 1974-м. Кстати, у известного художника Геннадия Доброва, приезжавшего на остров и рисовавшего ветеранов, есть портрет мужчины без рук и ног, который лежит на кровати, как ребенок в пеленках, и смотрит с картины грустными глазами. Может, это и есть Волошин. А может, и другой герой, так и оставшийся неизвестным.
Вот этих фронтовиков работы Геннадия Доброва из его серии "Автографы войны", живших на Валааме, Иван Марценюк и вырезает на досках. Когда впервые их показал, кто-то сказал, что не хватает информации. И тогда рядом он начал писать о каждом ветеране - кто и откуда, где воевал.
- А что в планах?
- Сделал 20 солдат, а их 25. Вот тебе и план. Уже не первый год я их делаю, живу с ними. И понимаю, что почти в них вхожу.
- А вдруг заблудишься и себя потеряешь?
- Наоборот. Себя найдешь. Это ведь судьбы человеческие.
Мы прощались с Иваном Марценюком. Он торопился: сегодня суббота, надо успеть баню хорошо протопить. Тут еще позвонили проезжающие, хотят побывать в его музее. А возле дома и сарая, где мастерская, словно в шеренге стояли и провожали нас доски с валаамскими инвалидами-фронтовиками. И рядом пустые заготовки - их строй обязательно пополнится.