Швыдкой: Интернет берет на себя роль, некогда присущую театральным подмосткам

В отличие от В.В. Маяковского скажу сразу, что нервно по-настоящему, хотя бы потому, что день начинается и заканчивается с чтения информационных лент, формирующихся самыми разными изданиями в самых разных странах. Помню, когда впервые начал заниматься телевизионными новостями 23 года назад, один многоопытный человек сказал мне строго: "Хороших новостей не бывает!" Хорошие новости всегда проигрывали соревнования на информационных аренах - разве что победы наших спортсменов вызывали общенациональный восторг! Политика или то, что кажется политикой, проникает во все поры современной повседневной жизни. События в Хабаровске и Беларуси, трагический случай Алексея Навального, дело Михаила Ефремова, тлеющий конфликт на Украине, столкновение мировых держав в Сирии и Ливии, религиозный терроризм, левацкий экстремизм в традиционно буржуазных странах, диктатура политкорректности, желание перевернуть мировую историю не только ХХ века, но и предшествующих столетий - все это только вершина информационного айсберга, над которым навис угрожающий зонт пандемии, превратившей нашу жизнь в психологический и экономический гиньоль со всеми вытекающими последствиями.

Способно ли искусство выдержать соревнование с ошеломляющими скоростями нынешней изменчивой жизни, заставляющей нас жить в непривычно реактивном состоянии? Что оно может привнести и в без того перенасыщенный событиями мир? Чем способно удивить ошалевшее от дурных новостей народонаселение планеты? Способно ли вырабатывать смыслы, когда кажется, что рушится привычное мироустройство и миропонимание?..

Сегодня глобальная сцена интернета берет на себя роль, которая некогда была присуща театральным подмосткам

Осенью 1989 года, когда со Светланой Немчевской и Лали Бадридзе по заказу Центрального телевидения СССР мы снимали в Западном Берлине фильм о Петере Штайне, легендарный немецкий режиссер работал над постановкой пьесы "Роберто Зукко" Бернара-Мари Кольтеса. Он создавал спектакль о природе зла в человеке и в окружающем мире. О трагедии свободы, которая невыносимо тяжела для людей. О ложных политических идеях, которые разрушают гуманистическую природу человека. Немецкая жизнь того времени была тотально политизирована. В ГДР шли бесконечные дискуссии о будущем социализма, как правило, заканчивающиеся антиправительственными демонстрациями. В ФРГ готовились к переменам, но явно не понимали их скорости и характера. Лидеры двух немецких государств общались друг с другом, не уверенные в том, какую позицию займут их старшие товарищи по коалициям на Востоке и на Западе. Немцы цитировали крылатую фразу французского президента Франсуа Миттерана: "Я так люблю Германию, что был бы счастлив, если их было две". И Маргарет Тэтчер тоже была против объединения немцев.

Все это вносило необычайную нервозность в жизнь обитателей Западного Берлина, города, где Петер Штайн вырос в театрального режиссера с мировой славой. Он признавался, что этот бурлящий котел политики, в котором мы все оказались, очень затрудняет работу. "Мне очень важно добиться от артистов, чтобы они забыли все, что они прочитали в утренних газетах или посмотрели в выпуске телевизионных новостей, когда они переступают порог репетиционного зала... Не добившись этого, нельзя погрузиться в художественный мир спектакля, нельзя заниматься полноценным творчеством". Штайн делал все, чтобы репетиционное пространство было изолировано от давления текущих политических событий, которые уже перевалили за точку кипения. И это при том, что он ставил спектакль об анархисте, жаждущем солнца, но убившем своих родителей, полицейского, ни в чем не повинного ребенка. Об анархисте, стремящемся к высшей справедливости, путь к которой он устилает смертями. Он ставил политический спектакль, пропуская сиюминутное через фильтры глубинного, вечного, изначально присущего человеку и социуму. Петер Штайн, начинавший свой творческий путь в "бурные шестидесятые" прошлого века, выступавший против войны во Вьетнаме, никогда не уклонявшийся от политических вопросов в своем творчестве, тем не менее отчетливо понимает разницу между искусством и политикой. При том, что он чтит традиции пролетарского революционного театра, рожденные именно на берлинских мостовых в конце десятых - в двадцатые годы минувшего столетия, - Штайн остро чувствует, как изменилась среда бытования театра. Радио, телевидение, интернет существенно изменили место театра в обществе, характер его отношений с миром.

Человеческое бытие все же не зависит от политики напрямую и уж точно ею не исчерпывается

Сегодня глобальная сцена интернета берет на себя ту роль, которая некогда была присуща лишь театральным подмосткам, где бы они ни располагались - на дворцовой или на ярмарочной площади. Агитпроп переместился в виртуальное пространство, он живет в режиме онлайн, в демократической среде, где каждый может выступить автором и актером в собственной постановке. Разумеется, это вовсе не значит, что театр должен бежать от политики. Но человеческое бытие все же не зависит от политики напрямую и уж точно ею не исчерпывается. В своей новой (и на мой взгляд, замечательной) пьесе "Альмар", рассказывающей об отношениях Альберта Эйнштейна и советской разведчицы Маргариты Конёнковой, Александр Гельман поделится мудрой и грустной мыслью: история всегда ужасна, а жизнь всегда прекрасна. В этом нет пошлости конформизма. Есть понимание того, что мы продолжаем жить, зная о неизбежном конце. И это трагическое ощущение бренности существования рождает особое напряжение нашего пребывания на свете. Здесь ключ к рождению подлинного искусства, способного выразить проблемы и загадки нашего бытия.