В Москву в нынешнем году прибыли две сотни творений Уорхола, в том числе такие "канонические" произведения, как "Банки с супом Кэмпбелл", "Мэрилин", "Мао" и "Десять портретов евреев XX века".
Ключевые картины Уорхолла организаторы сопроводили фотографиями самого художника на фоне этих картин, что заставило вспомнить о нескольких важных вещах. Например, о том, что Энди в детстве любил делать вырезки из газет и журналов, что во многом предопределило направление его творческой активности.
Заюзанный ныне термин "клиповое мышление" как раз и восходит к слову "clip", то есть вырезка. "Клиповое мышление" предполагает наличие у зрителя доверия к тому, что он видит на экране (фотография - тоже "экран"). Так и на встрече с картинами знаменитого американца со славянскими корнями в определенный момент создается эффект тотального "присутствия", автобиографичности происходящего. Недаром же одну из стен выставочного пространства украшает цитата: "Если вы хотите узнать все об Энди Уорхоле, просто посмотрите на поверхность моих картин, на мои фильмы и на меня. Вот он я".
И отделить реального Уорхола от "автора-творца"/"образа автора" в данном случае также проблематично, как расселить по разным квартирам исторически достоверного Венедикта Ерофеева (или Эдуарда Лимонова) и "Веничку" ("Эдичку").
В киноленте Вуди Аллена "Полночь в Париже" голливудский сценарист, тоскующий о "золотом времени", оказывается в 20-х годах предыдущего столетия, а затем еще больше углубляется в прошлое. В результате таких путешествий он не только знакомится с Хемингуэем и Гогеном, но и понимает, что творческим натурам свойственно идеализировать минувшие эпохи (и заодно ощущать себя карликом на плечах гигантов). Однако Энди Уорхола никогда не интересовал ответ на вопрос, будет ли он так же хорош, как старые мастера. Он живет в своем времени и распоряжается им, как полновластный хозяин, бесстрастно сражаясь с мифами этого времени: Дядей Сэмом, Санта Клаусом, Микки Маусом, Лениным и Мао Цзэдуном. Эта битва так захватывает, что хочется, выйдя на улицу, яростно растоптать банку "Пепси-колы" как символ либерализма.
И действительно, на таком уорхоловском отношении к действительности ("все вокруг художественное - все вокруг мое"), построен роман Пелевина "Generation "П"", где частью поэтической реальности сделалось все: от марки сигарет и кроссовок до втиснутого в рамки русских национальных стереотипов "Harley" Дэвидсона.
Мы говорим "Уорхол" и подразумеваем "постмодернизм" еще и потому, что из нью-йоркской "Серебряной фабрики" (воссозданной в эти дни в Москве), говоря упрощенно, "вышли" все модные арт-площадки (от "Винзавода" до донецкой "Изоляции", действовавшей до 2014 года). "Дерзость" человека, восемь часов снимавшего на камеру неподвижный небоскреб или покрывавшего серебряной краской бутылку из под сладкой газировки, передалась последующим поколениям. Доказать это утверждение несложно: достаточно пройтись по залам искусства XXI века в той же Новой Третьяковке или купить новый номер литературного журнала "Воздух".
Энди Уорхол был человеком-эпохой. Каким бы избитым не было это определение, его приходится использовать. Годы жизни творца совпали с промежутком времени, крайне насыщенным событиями. Форрест Гамп, герой одноименного фильма, попал примерно в такой же событийный водоворот. От своего имени он рассказывает нам бесхитростную историю, но по мере повествования она становится Историей с большой буквы... Так происходят и с произведениями Энди Уорхола. Каждое из них в отдельности - внешне простое высказывание о мире. Но, суммируясь, они являют собой столетие, в которое родились большинство читателей "Российской газеты".