Поделиться
Выставка - одно из центральных событий юбилейного, сотого года музея "Новый Иерусалим", созданного в стенах Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря в 1920-м. Первыми экспонатами стали сокровища обители и подмосковных усадеб, брошенных хозяевами и разысканными первыми сотрудниками музея. Начало выставки делит пополам "река времени" - длинный стол, где под стеклом хроника работы музея с первых его шагов. Здесь рассказы о спасении коллекций и раритетов, документы, передающие частные ценности в общественные хранилища, списки ценностей, вывезенных немцами в 43-м... А по другую сторону стола-реки - жизнь, память о которой спасали музейщики. Это островки-гнезда, посвященные усадьбам Романовых, Шереметевых и Загряжских, и в каждом гнезде-стенде - собрания книг, мебели, картин, утвари из их особняков, их портреты и письма.
..."В Ильинском я предполагала жить в уединении для отдохновения. И потому недостаток помещений есть естественный предлог к отклонению приемов". Супруга Александра II Мария Александровна Романова - напоминает нам надпись - не соглашалась достраивать царскую усадьбу в Ильинском, дабы ничто ей не мешало на ее островке "отдохновения". В уголке зала, посвященном Ильинскому, - то, что делало этот островок таким уютным: ореховые стулья и столик из гостиной, гобелены, портреты владельцев усадьбы.
В углу зала усадьба-островок Ярополец: "Барельефы над дверями, узорчатые карнизы, колонны в зале, отдающие чудаковатостью доброго старого времени", - как их описывает краевед в 20-х годах. Усадьбой владели Гончаровы, тут бывал Пушкин - сидел за этим столиком, читая при свете свечей, установленных в этом подсвечнике-сфинксе, поглядывая на портрет графа Муравьева, написанный сыном знаменитого крепостного художника Николаем Аргуновым.
В 1762 году Петр III подписал "Манифест о вольности дворянства": дворяне освобождались от обязательной службы, могли выходить в отставку и выезжать за границу. Так в России появились люди, располагающие временем и средствами и увлеченные жаждой деятельности. Это они строили дворцы, разбивали по последней моде парки и украшали свои гнезда тем, что принято и ценно в Европе - и как принято.
Натюрморты, портреты, пейзажи голландцев, фламандцев, итальянцев так развешаны, что на стенах нет свободного места. Похожий на дворцовый зал разделен на эпохи, каждой посвящена своя анфилада. Сюда, по словам куратора выставки Ксении Новохатько, "выбирались перлы", но и в этих анфиладах, кажется, нет свободного места и для перлов из коллекции Ново-Иерусалимского музея, тех самых, когда-то разысканных по усадьбам Шереметевых и Загряжских, переданных государству и возвращенных после войны.
Вторая анфилада - эпоха Екатерины II: сохранившиеся в паре фарфоровые вазы-курильницы мейсенской работы, окантованные фигурной бронзой, на бронзовых же ножках с пламенеющими полированным металлом крышками. Дактилиотека 1830 года, размером с небольшой сундук ларец для хранения драгоценностей, собранный в каркас из эбенового дерева набор литых деталей, лазурита, флорентийской мозаики. Галерея стульев и кресел разных времен: резной, эпохи королевы Анны, начала XVIII века, английский "чиппендейл" с прорезной спинкой и русский из карельской березы, протравленной в квасе и оттого позеленевшей.
В главном зале много часов - со столов, комодов и каминов, от строгих и лаконичных до фарфоровой куртуазной сценки, где в кутерьме героев не сразу находишь циферблат. Часы стоят тут на границах эпох-анфилад, отделяя одно время от другого.
По новому времени зажил теперь и музей "Новый Иерусалим", начав свой второй век с того, с чего начинал первый - с темы спасения родовых гнезд русской культуры. Закладывая при этом новые традиции. Выходя из музея, гости вернисажа сразу оказывались перед сценой, на которой играл Государственный оркестр имени Светланова: в один день с выставкой открылся и традиционный классический open-air.
"Лето. Музыка. Музей". Из-за пандемии он сменил свои сроки с июля на сентябрь, а его организаторы, решив приурочить фестиваль к выставке, поменяли и программу, введя в нее, например, "Метаморфозы" Рихарда Штрауса, знаменитый этюд о смерти и возрождении. Иллюстрируя историю, музыка добавляет ей красок. Директор "Нового Иерусалима" Василий Кузнецов, в прошлом пианист, знает это наверняка.