На ММКФ показали бразильский фильм "В клочья"
89-летнего мастера считают бразильским Годаром: оба в пору осени увлеклись экспериментальным кино. С той разницей, что Годар в последних картинах предельно шифрует свои "послания", а Герра в "Клочьях" демонстрирует ясный, почти математически выверенный метод, смысл картины прост, а вся незаурядная сила воздействия сосредоточена в ее визуальном строе. В стиле актерского существования, мерцании светотени, отрешенной от быта графике, которую можно помещать на обложки гламурных журналов. Парадоксальным образом в этой гибельной красоте и выражен убежденный пессимизм фильма.
Четыре персонажа. Эурико Крус, запутавшийся между двумя женщинами. Он живет на два дома, которые зеркально повторяют друг друга, с обеими поочередно спит, обеих любит, в обеих предполагая зловещие планы. Обе хороши, обе блондинки. Обе - вдовы, одну зовут Ана с одним "н", другую - Анна с двумя. Реальны они или эманация помутившегося разума - неясно. Но обе едины и ему необходимы.
Одна страдает, другая скрывается за цинизмом; когда-то она заколола первого мужа и мечтает снова стать вдовой. Все трое ждут сигнала "Действуй!". Жаждут неизбежного, торопят его и его страшатся.
И есть Пастор - суетливый человечек в шляпе: он силуэтом мечется в стерильных интерьерах, размахивая евангелием и убеждая героя, что путь к женщине - путь ко злу.
В фильме почти нет диалогов - только размышления наедине с собой. Монологи сплетаются в квартет, интонации и ритмы постепенно раскаляются. Предельный лаконизм антуража: только светотень, абрис пустых интерьеров, колыханье тюля, два актера и две актрисы на сверхкрупных планах. И ко всему равнодушный омар в аквариуме, ожидающий, когда его съедят. Во всем симметрия, отрешенность от быта. Движения хореографически выверены - чувствуется тяга режиссера к театральной сцене. Она сказывается и на актерской манере - играть сочно, броско, веско.
Логика действа, начавшегося с угрожающей записки, неумолимо склоняется к кровавой развязке. В одном из кошмарных снов Ана, фанатка открытых морей, обнаруживает себя в кругу вальсирующих вокруг акул с печальными глазами. В одной из бесед встает вопрос о предпочтительном орудии убийства - ружье или ноже. В разговорах уже не скрываются кровавые намерения пойти навстречу неизбежному. "Во имя любви свершались самые страшные преступления", - глаголет Пастор. Он слышит глас иерихонских труб и хочет спасти грешника, но его пляска только раздражает героя настырностью и верой в благоглупости.
А на самом деле нет и Пастора - он всего лишь порождение сознания героя, один из самых бессмысленных его уголков, состоящий из формул, потерявших и смысл, и былую мощь. Вся картина воспринимается как температурная кривая, где зафиксированы метания личности, переживающей ревизию вер, угасание жизненных сил, страстей и желаний. Это последние клочковатые вспышки любви-ненависти, которые должны завершиться трагическим финалом.
Вот такое странное, очень театральное и в то же время безупречно кинематографическое явление. Все снято в изысканной черно-белой гамме оператором Пабло Байао, который не раз работал с Герра и знает особенности его стиля, и "до полной гибели всерьез" разыграно актерами Эмилио де Мельо (Эурико), Симоне Споладоре (Анна), Кристиной Убах (Ана) и Хулио Адрийао (Пастор). Фильм обладает гипнотической силой: словно оказываешься в недрах воспаленного сознания субъекта на краю катастрофы. Его размеренность - ход часов, методически отмеряющих иссякающее время. Есть сигналы, позволяющие предположить в мятущемся Эурико alter ego самого Герра, но и это, как все в картине, - лишь зыбкая гипотеза. Визуальные образы, как ноты, складываются в свою эмоциональную мелодию сугубого арткино, где режиссура равна творчеству композитора, и смысл невозможно выразить вербально.
Герра по происхождению из Мозамбика, учился в Париже, в Бразилии возглавил движение Cinema Novo. Его картины получали призы Берлинского фестиваля, номинировались на Золотую пальмовую ветвь в Каннах, в Московском фестивале он участвовал с единственным фильмом, снятым в Португалии, - "ООО "Португалия".