Зачем люди ходят на фильмы ужасов
В уединенном доме витиеватой готической архитектуры отправляются печальные церемонии прощания с усопшими. Здесь покоятся и сами усопшие, есть свой крематорий, обширная библиотека и повелитель мрачного царства - гробовщик Монтгомери с говорящей фамилией Дарк. Этот мир, гласит одна из первых философем фильма, как из атомов, состоит из историй, каждая способна заставить шевелиться волосы на вашем черепе. Историй будет пять, каждая откроет свою страницу жанра, каждая возбудит свою цепь ассоциаций, но все выделаны с мастерством, тщанием и великолепным чувством стиля. И если слово "красивый" совместим с олицетворенной жутью, оно здесь самое уместное: снятый вне больших студий, этот малобюджетный инди-фильм кажется завораживающе, расточительно богатым.
Цепь новелл обрамлена историей о прелестной девушке Сэм (Кейтлин Фишер), которая хочет наняться в дом скорби помощницей его повелителя. Гробовщик Дарк у Клэнси Брауна вызывает воспоминания о героях Бориса Карлоффа, если наградить их сладчайшей улыбкой доброго священника. Любознательная Сэм всюду сует свой нос (как мы узнаем, неспроста) и требует от Дарка ублажать ее страшными историями - входит в круг своих будущих обязанностей. Начнется с истории простенькой, нравоучительной и очень короткой, пойдет по нарастающей и завершится рассказом самой Сэм, который по числу неожиданных поворотов - "твистов" - перекроет все предыдущие. Здесь будут спруты в ванной, забеременевшие парни, кошмары в лифте, жена, ставшая овощем, бунт в доме умалишенных, няни-оборотни и, разумеется, очень много крови. Принцип, объединяющий все истории: не верьте глазам своим, не полагайтесь на предчувствия, забудьте про победу добра над злом. А главное - относитесь ко всему с юмором: смотреть такую картину с тусклой миной, всерьез ее пугаясь, нельзя и невозможно: юмор в ней разлит тончайшим слоем, но в каждом кадре. Автор даже ухитряется по мере продвижения от новеллы к новелле иронически оценивать каждую короткой рецензией - приговором, который выносит услышанному скептичная Сэм. В фильме вообще довольно много таких "реплик a parte", которые пропустит мимо ушей случайный зритель, но с восторгом считывает заядлый синеман. И вся эта "пятиактная" пьеса имеет свою жесткую внутреннюю драматургию, в которой каждая из новелл точно ложится в отведенную ей ритмическую и смысловую нишу.
Трудно не восхититься операторской работой Калеба Хейманна и Эли Смолкина: гулкие опасные пространства, изысканно тревожная световая палитра, неназойливые напоминания о том, что действие происходит где-то во второй трети прошлого века, во времена тех самых "Баек из склепа", годы расцвета Стивена Кинга или Джорджа Ромеро. Ориентация именно на этот стиль, где нас пугают не столько хичкоковским саспенсом, сколько ожиданием чего-то невыносимо натуралистичного, кровавого и омерзительного - размозженных лиц, пропущенных через мясорубку пальцев или мозгов, вытекающих прямо в манную кашу. Это вам не чудовище Франкенштейна, не Дракула и даже не герои Джона Карпентера - это приглашение насладиться чем-то абсолютно банальным, но доведенным до полного распада, антиэстетичным, заставляющим нервных заранее зажмуриться. Зачем люди хотят это смотреть, что их влечет в показательно разверстых ртах и ранах - невозможно понять, здесь работают какие-то механизмы сублимации темных сторон наших натур. Но эта вызывающая "антиэстетика" взята на вооружение и совсем уже не развлекательным, как бы "серьезным" кино наподобие "Антихриста" Ларса фон Триера. Она работает на подсознательном уровне, у одних вызывая полное отторжение, а других притягивая, как пчел к меду.
И, разумеется, музыка. Она поддерживает ощущение нарастания чего-то страшного, она обеспечивает ритм и нерв фильма, ее виолончельный гул создает ностальгическую атмосферу сладкого ужаса классического жанрового кино (композиторский дуэт Mondo Boys).
Картина необычно богата живописными и кинематографическими аллюзиями: это антология не только сюжетов и приемов, но и стилей. По завороженному дому призраками бродят тени Тима Бертона, Стивена Спилберга, Джорджа Ромеро, здесь бал правят пристрастия какого-нибудь Джеймса Вана и уж безусловно - Тоуба Хупера с его навязчивыми "бензопилами". Но авторы "Погребальных баек" непостижимым образом умудряются придать этому эклектичному месиву отчетливо видимый налет респектабельности. С таким чувством благоговения бродишь среди полок старинной библиотеки, где за пыльными обложками таятся бездны давно отлетевших человеческих судеб - тех самых довольно страшных историй, из которых состоит наш мир.