Почему на стихах самого целомудренного поэта появилась маркировка 16+

Еще осенние туманы

Не скрыли рощи златотканой...

Это первые строки стихотворения "Близость осени", написанного 14-летним Апухтиным. Оно открывает его сборник, выпущенный в 1990 году издательством "Детская литература" с обычным в ту пору примечанием: "Для среднего и старшего школьного возраста". Тираж - сто тысяч.

Недавно Апухтин был вновь издан*. Тираж - одна тысяча. На сборнике - строгое предупреждение: 16+.

Алексей Апухтин родился 180 лет назад, 15 ноября 1840 года, в Болхове Орловской губернии. Фото: Из личного архива Дмитрия Шеварова

Я принялся листать сборник давно любимого мной поэта, пытаясь понять, почему нравственности советских школьников Апухтин не вредил, а сегодняшних подростков решили от него оградить.

Слишком откровенные стихи о любви? - так трудно найти более целомудренной любовной лирики, чем апухтинская.

...Какие б вынес я страданья,

Чтоб в этот миг из-за кустов

Твое почувствовать дыханье,

Услышать шум твоих шагов!..

А может, как раз чистота и невинность апухтинской лирики и смущает кого-то? Не ребят, конечно, а тех взрослых, которые занимаются возрастной маркировкой и ставят на поэте клеймо.

Апухтин - поэт первых признаний в любви. "О, будь моей звездой, сияй мне тихим светом, // как эта чистая далекая звезда!.." Рекомендовать эти строки для прочтения после 16 лет - значит оставить его томик навсегда непрочитанным.

И вновь участья миг в твоем ловлю я взгляде,

И сердце рвется пополам,

И, как преступнику, с мольбою о пощаде

Мне хочется упасть к твоим ногам...

Есть стихи, которые ложатся на сердце лишь в отрочестве. Не потому, что они написаны специально для юных читателей. Просто те струны читательской души, к которым прикасается поэт, у взрослого человека уже часто бывают оборваны. И его не тронут, к примеру, такие строки:

О, вот они, минуты счастья,

Когда, как зорька в небесах,

Блеснет внезапно луч участья

В чужих внимательных очах.

Когда любви горячей слово

Растет на сердце как напев

И с языка слететь готово,

И замирает, не слетев...

Апухтин любил недоговоренность, и в этом его стихи сродни музыке. Не случайно ближайшим другом юности поэта был Петр Ильич Чайковский. Они были одноклассниками по училищу правоведения. Чайковский всю жизнь звал Апухтина ласковым детским именем Лёля. Оба мечтали о славе, а добившись ее, были разочарованы и подумывали об уходе в монастырь. Путешествовали вместе на Валаам, надеясь получить благословение на кардинальную перемену жизни. Благословение не получили. Апухтин вернулся к поэзии. Чайковский - к музыке. Великий композитор написал на стихи друга шесть романсов.

Хорошо, что на музыке Петра Ильича пока не догадались поставить клеймо "16+".

В одном из стихотворений 16-летнего Апухтина есть строчка, которая когда-то казалась мне странной и темной. Но вот пришло время, когда эта строчка обрела "бешеную ясность" (по слову Саши Башлачёва). Вот она: "Весь мир исчез, объятый какой-то страшной пустотой..."

* Алексей Апухтин. Стихотворения. Москва, "Белый город", 2019.

Дорожная дума

Позднею ночью, равниною снежной

Еду я. Тихо. Все в поле молчит...

Глухо звучат по дороге безбрежной

Скрип от полозьев и топот копыт.

Все, что, прощаясь, ты мне говорила,

Снова твержу я в невольной тоске.

Долог мой путь, и дорога уныла...

Что-то в уютном твоем уголке?

Слышен ли смех? Догорают ли свечи?

Так же ль блистает твой взор,

как вчера?

Те же ли смелые, юные речи

Будут немолчно звучать до утра?

Кто там с тобой?

Ты глядишь ли бесстрастно

Или трепещешь, волнуясь, любя?

Только б тебе полюбить не напрасно,

Только б другие любили тебя!

Только бы кончился день без печали,

Только бы вечер прошел веселей,

Только бы сны золотые летали

Над головою усталой твоей!

Только бы счастье

со светлыми днями

Так же гналось по пятам за тобой,

Как наши тени бегут за санями

Снежной равниной порою ночной!

1866

Будущему читателю

Хоть стих наш устарел,

но преклони свой слух

И знай, что их уж нет,

когда-то бодро певших,

Их песня замерла, и взор у них потух,

И перья выпали из рук окоченевших!

Но смерть не все взяла.

Средь этих урн и плит

Неизгладимый след

минувших дней таится:

Все струны порвались,

но звук еще дрожит,

И жертвенник погас,

но дым еще струится.

1868