Поделиться
Парадоксально, но факт: при всем разнообразии мариинского репертуара этого оперного шлягера на сцене театра не было с дореволюционных времен. И прежде, чем показать премьеру, с самого старта нынешнего пандемического сезона "Сельскую честь" в концертной версии мариинцы исполнили не только в Петербурге, но и в Москве, и даже во Владивостоке. Для постановки же специально в Петербург приехал известный режиссер Арно Бернар, которому, как ни странно, Московский театр "Новая Опера" из соображений карантинного свойства отказал в этом году в работе над "Кармен", делегировав данную задачу Юрию Александрову.
Француз из Страсбурга - старый знакомый мариинцев. Прежде он уже ставил в театре "Сицилийскую вечерню" Верди и "Девушку с Запада" Пуччини. А из "Сельской чести" он сделал просто уменьшенную копию "Сицилийской вечерни": будучи не только режиссером-постановщиком, но и сценографом, и художником по костюмам своих спектаклей, он использовал декорации и наряды из премьеры 2017 года. От этого зрелище производило странное впечатление дежавю. При этом надо заметить, что о снятии с "проката" "Сицилийской вечерни" никто не говорит. К тому же режиссер упорно во всех трех своих мариинских работах рассказывает одну и ту же гангстерскую историю.
Конечно, справедливости ради надо сказать, что по фабуле сюжет "Сельской чести", в основе коего новелла сицилийского писателя Джованни Верги, незамысловат: селянка Сантуцца приревновала жениха Туридду к его бывшей пассии Лоле и донесла о старой интрижке мужу разлучницы Альфио, который убивает того, кто сделал его "рогоносцем". Но по старинному обычаю, чтобы вызвать соперника на поединок, Туридду укусил Альфио за ухо...
И все же история оперы знает выдающиеся постановки, идущие от пронзительно красивой, хоть и лаконичной партитуры (всего 70 минут) Пьетро Масканьи. В данном же случае все решено шаблонно: сначала без всякой идеи, но для умиления собравшихся на сцене резвилась ватага очаровательной детворы, потом появилась настоящая запряженная лошадь, а в финале изменник Туридду банально утонул в собственной крови - финал как в самых примитивных экшенах на фоне оркестрового звучания то пронзительно лирического, то по-вагнеровски мощного.
И премьеру спасли солисты и оркестр, ведомые дирижерской палочкой Валерия Гергиева. Хотя им было непросто: роскошное интермеццо, как и одна из основных сцен Сантуццы, так же, как и Туридду, проходили на черном занавесе под грохот смены ничего, по сути, не значащих декораций. А между тем эта маленькая опера предоставляет роскошные возможности главным протагонистам раскрыться и вокально, и артистически. Все исполнители ключевых партий имели солидный опыт участия в других постановках "Сельской чести", поэтому внутренне были свободны от условностей, предлагаемых данным спектаклем.
Масканьи считал, что свою Сантуццу написал для драматического сопрано. Но исполнительская практика внесла свои коррективы: эта партия стала не только любимой, но и коронной и для меццо-сопрано, поэтому амплитуда этого образа - от Марии Каллас до Елены Образцовой. Интересно, но Каллас начала свой путь на сцене именно с партии Сантуццы еще до Второй мировой войны, однако после никогда более не появлялась в этой роли.
Екатерина Семенчук создает свою Сантуццу чуть преувеличенными, но запоминающимися приемами, демонстрируя необычайный накал страстей, но не без намека бытовой истерики. Особенно захватывающе своей спонтанностью певица проводит сцену с Альфио. При этом трудностей сопрановой тесситуры для нее будто не существует.
Кстати, и баритон Роман Бурденко нашел точную колористику для трудного и на самом деле неблагодарного облика обманутого мужа, чтобы не увлечься местью ради мести.
Туридду - это одна из самых красивых партий, что написаны в стилистике "веризма" ("правдивости") для драматического тенора. Юсиф Эйвазов вкладывает в свое исполнение неподдельную страсть, которая, впрочем, не конфликтует со стильностью итальянского пения, например, в сицилиане (серенаде) Туридду. Кульминацией же для него становится, конечно, момент прощания с матерью (Елена Витман), что он поет, доводя зал до "мурашкового" состояния. При этом певец позволяет себе роскошь быть удивительно естественным, что придает не только его образу, но и всему происходящему устрашающий оттенок фатальности.