А 26 октября 1962-го бойня была уже даже не на пороге: на кончиках пальцев генералов, готовых по приказу президента США Джона Кеннеди нажать на кнопку - и понеслось бы по всему миру. Советские ракеты на Кубе, и американцы готовы наказать этих русских и Фиделя. А тот потрясал бородой: "Патрия о муэрте - Родина или смерть" и готов был драться именно до смерти. И Хрущев тоже уперся - никаких уступок. Тогда мир попал в цейтнот, война и только война могла разрешить планетарный, с тех пор ни разу и близко не испытываемый в таких масштабах кризис, окрещенный карибским.
И вот на мировой арене появился резидент Первого главного управления - внешней разведки - в Вашингтоне Александр Фомин - так звался тогда с 1960 по 1964 годы в Штатах Александр Феклисов. Скромный полковник, которому так никогда и не было дано стать генералом.
В Москве в 1994-м он вечно возился с неизменным садящимся и здорово его подводящим слуховым аппаратом. В маленькой квартирке недалеко от Белорусского вокзала ему поставили телефон, вспыхивающий при звонках ярким светом. Но хозяин квартиры оставался статен. Галстуки всегда подходили к хорошо отглаженным темно-синим костюмам. Имена, даты и события (я, признаться, сначала проверял по словарям и энциклопедиям) называл безошибочно. Ко второй жене Маргарите, намного его младше, он относился не просто с благодарной любовью хорошо ухоженного пенсионера, а с явным и твердым мужским чувством.
Иногда Александр Семенович приезжал ко мне на работу: довелось беседовать с ним часами. Изредка помогал ему в литературной работе, за которую Феклисов взялся рьяно. Гуляли - ходили от Белорусской по, как он говорил, Горького и до Кремля. Пару раз в Дни Победы ездили на Поклонную гору. Тогда ему уже присвоили звание Героя России и народ все подходил, интересовался: за что звездочка? И хотя Героя он получил с многолетним опозданием в 1996-м за кучу атомных секретов, Александр Семенович неизменно отвечал: за атомную бомбу и за карибский кризис.
В разгар этого кризиса 1962-го года он встретился с Джоном Скали. Известный тележурналист из Эй-би-си был близок к клану Кеннеди, а с младшим из братьев Кеннеди - министром юстиции Робертом - дружил. У младшего руки были не то что развязаны, но посвободнее, чем у старшего - президента. И американцы тоже решили действовать нестандартно, иного-то выхода уже не находилось, на уровне разведок. Вот и выпустили хитрого Скали. Обе стороны выложили карты на стол: еще пару дней и сдавать было б нечего.
О его встречах со Скали, Феклисов знал это твердо, докладывалось Хрущеву и Кеннеди-младшему, который тут же сообщал о них брату-президенту. А 26-го октября в ресторане "Оксидентал" Скали непрозрачно сообщил, что их военные настаивают на немедленном вторжении на Кубу .
- И тут в моей душе что-то произошло, какой-то порыв, озарение, - каждый раз, когда Феклисов рассказывал об этом, на него, обычно выдержанно-хладнокровного, сходило некое озарение. - Никто не уполномочивал меня говорить Скали об этом, но я решился: "Тогда мы захватим Западный Берлин. Вряд ли нашим дивизиям потребуется больше 24 часов, чтобы с помощью войск ГДР сломить сопротивление американского, английского и французского гарнизона". Скали явно такого не ожидал. А я не ожидал, что часа через два, ну, три, он передаст мне в том же ресторане компромиссные условия по урегулированию карибского кризиса, по моей просьбе уточнив, что они исходят от Джона Фицджералда Кеннеди - президента США.
Но наш посол Добрынин, потратив минимум часа три на изучение проекта подробнейшей и срочнейшей телеграммы в Москву, составленной резидентом, не захотел ее подписывать: МИД не давал дипломатам полномочий на ведение таких переговоров. В кабинете посла произошла обидная для Феклисова-Фомина сцена. Про нее мне писать Александр Семенович запрещал. С горечью, бранных слов он никогда не употреблял, повторял: "Сделали из меня мальчика".
И "Фомин" повернулся, рванул к себе, в резидентуру. Здесь, наплевав ради дела на все дипломатические тонкости, он от собственного имени отправил через своего шифровальщика телеграмму на имя начальника разведки. И вскоре члены Политбюро во главе с Хрущевым, уже находившиеся в преддверии войны на казарменном положении в Кремле, эту записку изучали. Тут я просил бы читателей вспомнить, в какие годы происходил последний акт разыгрывающейся трагедии. Хрущевская оттепель завершена, бюрократия и чиноподчинение - полные, а уж тем более за границей, где любой посол считался если и не помазанником Божьим, то хрущевским - точно.
27 октября Скали вновь встретился с Феклисовым, а Роберт Кеннеди дважды - с послом Добрыниным. Пошел обмен официальными посланиями. Удовлетворивший обе стороны ответ Хрущева пришел утром 28-го октября.
Но Феклисов явил смелость, проницательность и решительность не только во время карибского кризиса. Не стану рассказывать, как с помощью разведки и агентуры добывал он во время войны в США и после нее в Англии секреты немирного атома. Билась в нем какая-то упорная, строжайшей дисциплиной так и не заглушенная, жилка или, если хотите, чувство вины. Это с ним был в Великую Отечественную на связи в Штатах Джулиус Розенберг. Единственный в американской истории агент, казненный вместе с женой Этель в 1953-м, в разгул маккартизма, на электрическом стуле. Но даже после разряда в две тысячи вольт Этель была еще жива. Потребовался второй разряд, третий... Само небо, казалось, противилось этой невинной жертве. Наши, всячески борясь за отмену смертной казни, тем не менее не признавали Розенберга своим агентом. А Феклисов - сам, без согласований, на склоне жизни публично признал: Джулиус - был. Но объяснил доходчиво, с доказатель-ствами, так что ему и у нас, и там поверили: эти двое никогда не выдавали секретов, связанных с изготовлением бомбы. А Этель вообще не имела отношения к разведке: болела, едва управлялась с двумя маленькими сыновьями. Да, как и муж, руководитель ячейки и истовый коммунист, верила в светлые идеалы, однако не более того. Возможно, Джулиус посвящал ее в свои дела, а может, и нет. Феклисов не был с ней даже знаком, сообщал в Центр: домашняя хозяйка, больна, нигде не работает. Говорил мне на своем разведжаргоне: "Мы к ней - ни единого подхода".
И в 83 года Феклисов отправился в США, снялся в главной роли в фильме Эй-би-си "Дело Розенбергов", прокричал: казнив двух невинных, американская разведка хоть так попыталась рассчитаться с советской за жесточайшие провалы в битве спецслужб. "Да, нарушил правила, чтоб о Джулиусе и Этель узнали правду. У нас нельзя, просто не принято говорить, кто у нас работал. Но Бог и разведка должны меня простить. Надеюсь, с годами меня оправдают, но, главное, оправдают супругов Розенбергов". Фильм вышел на экраны всего мира, и у нас тоже.
И еще раз он нарушил твердо принятый в его профессии свод неписаных законов. В годы войны и аж до 1950-го передавал СССР секретнейшие сведения об атомной бомбе сначала из Великобритании, а потом из США, затем снова из Англии бесценный агент - гениальный ученый, немецкий антифашист Клаус Фукс. В Англии на связи с ним был Феклисов.
В 1950-м Фукса приговорили в Британии к 14 годам заключения. После девяти лет освободили за примерное поведение, и он сразу же вылетел в ГДР. Возглавлял там Институт ядерных исследований, приезжал в СССР как выдающийся ученый. Вот только факт его героического сотрудничества с разведкой до распада СССР у нас не признавался. И тогда в 1989-м, через год после смерти Фукса, отставной полковник Александр Феклисов по собственной инициативе поехал в Берлин. Отыскал вдову Фукса, тепло поблагодарил ее, положил цветы на могилу. А Фукс, как рассказывала его супруга Маргарита Фукс, ждал до последнего дня. И еще оправдывал русских друзей, втолковывая жене, что, быть может, никого из советских, с кем сотрудничал , в живых не осталось.
Он был необычным человеком, нарушавшим законы разведки ради ее и нашего блага. Помню высокий, несколько на последних годах дрожащий голос: "Да что вы, Николай Михайлович, нам еще о своих героях столько рассказывать и рассказывать". Передавал мне блокноты с записями главок о своей жизни, чтоб дал я ему отзыв: Феклисов писал книги сам. Но в них только о том, что известно и о чем можно. Вольности он допускал лишь трижды - во время карибского кризиса, выручая нас с вами и с остальным миром, и в делах Розенбергов и Фукса.
О нем трогательно заботились. Жена ведь умерла раньше, и большую часть жизни проводил он среди своих, в тихом, неприметном загородном местечке, где разведка окружает теплом таких же, как он. Теперь ушел и Феклисов - последний из остававшихся в живых атомных разведчиков, которым в 1996-м присвоено звание Героя. Троим из шести эта честь была оказана посмертно. А троих я знал, с двоими, включая Александра Семеновича Феклисова и Владимира Борисовича Барковского, множество раз встречался. Может, невзирая на разницу в возрасте и совсем разные профессии, даже дружил? По крайней мере, как же легко мы друг друга понимали.
И в душе моей странная темень. Никакие архивы не расскажут того, что могли бы, но не досказали эти светлые, нас, без нашего ведома, столько раз спасавшие люди. Меня иногда спрашивают: а когда истекают сроки хранения государственной тайны? Но нет в разведке сроков давности.