Как журналист "РГ" переболел коронавирусом в "красной зоне"

Необъяснимо многое. Где я нашел треклятый вирус, я не знаю. Да никто не знает. Как многие, уже сидел на "удаленке". Маску надевал. Не выезжал. Ни с кем предосудительно не контактировал. Не человеком чувствовал себя - хрустальной вазой. И пожалуйста.

Это как очутиться в космосе. Или, может быть, в раю. Фото: Константин Завражин/РГ

Еще в апреле, в первый же призыв, попал в больницу. "Скорая" на выбор предложила несколько - я выбрал ту, которая поближе к дому: на Песчаной улице. Ненадолго же. Но вышло, что провел в больнице даже больше месяца.

Температурил как последний грешник. Вроде бы и обоняние не пропадало. И кажется, не то чтоб задыхался. Мне объяснили позже дома: это мне так кажется. Болезнь такая: все плыло. И сил вдруг просто никаких. Необъяснимо. В пятьдесят второй больнице я попал в ревматологию. Хотя название в теперешнем осадном положении ничего не значило: все отделения больницы - одна "ковидология". Слово, ставшее за этот год привычным - сплошная "красная зона".

Это как очутиться в космосе. Или, может быть, в раю. Вокруг ходили доктора, медсестры, санитарки, волонтеры, задрапированные сплошь в такие мягкие хрустящие скафандры. Или маскхалаты. В общем, люди-облака. То пробегают, то сгущаются, собравшись над тобой. Сначала различать их было трудно. Со временем приноровился. Облака смотрели на меня небесными глазами. Такие светло-серые - это Алена Игоревна, облако-завотделением. Чуть больше синевы, как васильки Шагала - это облако-доктор, собственно Екатерина Валерьевна. Как-то она исчезла дня на три - и появились потемней глаза - а это Синдирелла Алексеевна. Потом Екатерина Валерьевна будто бы оправдывалась - надо было хоть немного отдохнуть, в счет отпуска. Казалось бы - что ей оправдываться? Ну вот не представляю, как бы я такое выдержал - в непроницаемом костюме, в беготне без перерыва - и вокруг таких, как я, зануд. Куда ни повернись - необъяснимо. Непривычно. Человечно.

По соседству дядечка, заросший бородой, заплакал: он тут, а в соседней палате его дочь. Спрашивает у меня: а вы как думаете, что с нами будет. Не знаю, что сказать. Советую терпеть, а что еще. Он успокоился. Хватило полуслова - просто теплоты. От этого непредсказуемого вируса - и взрослые, и умные становятся детьми.

Тут все уходит в сторону - казавшаяся важной суета, многозначительные новости.

Вокруг все время что-то происходит. Таблетки щедрыми горстями, капельницы веером, томограф. Р-раз - я не успел сообразить - и увезли в реанимацию.

Просторный зал тут делится на секции. Свободных мест, пожалуй, нет. Аншлаг. Все молчаливо соблюдают ритуал: лежать на животе - и в маске с кислородом. Лежат совсем не старики, не развалины. Рядом - такой крепыш, качок из фитнес-клубов. Пугающее ИВЛ меня, по счастью, миновало.

Меня-то радовала дружеская рука - а оказалось, приятель в роли папарацци. Раздобыл, выудил, все расскажет миру и будет в "топе" новостей

Присоски, датчики и провода - на монитор от каждого бежит кривая. Вот подтверждение того, что в теле есть душа. Что может быть прекраснее. Гомер. Бессонница. Тугие паруса. Команда реаниматологов - шустрая, младая - носится. Чуть что - кричат. И все сбегаются. Как там душа?

Хватало сильных ощущений. Вкатили пациентку - рядом, в двух шагах. Набежали, загалдели, подключили, что-то попытались. Потом вдруг скисли: отошла. Была - и нет. Лежит тут рядом.

В реанимацию заглянула как-то Марьяна Анатольевна, главврач - нависли над каким-то аппаратом с завреанимацией Александром Владимировичем. Спросила близлежащих пациентов: как они? И попросила: мы вас тут стараемся не подвести - и вы уж нас не подводите. Никто не спорил - подвести и сами не хотели.

В конце концов меня вернули в отделение, где облака, небесные глаза, и дело потихоньку пошло к завершению моей болезни. Хотя я, кажется, уже привык: здесь был свой мир - а все снаружи параллельно. Приветы от того, другого мира казались иногда ужасно странными.

Одно из сильных впечатлений. Не было сил отвечать на все звонки - извинялся, силы оставлял для главных разговоров, со своей семьей. Но попросили на один звонок ответить - обо мне волнуется давний приятель. Конечно, я поговорил. Назавтра оказалось: добрый старина, дружище, видный обозреватель, не успев договорить, оповестил соцсети. Сообщил, что только он - он первый, он успел! - владеет эксклюзивной информацией о моем здоровье! Кто напишет ему в личку - тому он даст мой телефон. Это попахивало бредом. Да, я тут болел, возможно, крыша ехала - но вот теперь вопрос: кто же сошел с ума? Дело даже не в том, что я совсем не тяну на героя светской хроники. Просто меня-то радовала дружеская рука - а оказалось, все. Конец. Какой приятель? Это папарацци. Он раздобыл, он выудил, он все расскажет миру и будет в "топе" новостей - такая логика, как оказалось.

Не то чтоб мир перевернулся - нет, в больницу грубо, зримо входило Время. Нынешнее, новое, другое. Время вывихнутой головы. В ней вместо дружб, тепла или приличий - мышки мелкие, цели суетливые и нет брезгливости: не грязно?

Конечно же, коронавирус надо поблагодарить. Он вирус вражеский - а потому и честный. Обнажает и не врет. Врем-то мы сами. И друг другу, и себе. Если болезни учат нас чему-то - этот урок один из главных.

Спросил у доктора Екатерины Валерьевны - нет ли прогнозов: когда закончится весь этот страшный сон - "красная зона", спецодежда, страхи? Она надеялась: хотя бы к концу лета?

Не случилось. Там, у них, по-прежнему. Откуда силы в хрупких людях-облаках - с прекрасными небесными глазами? Необъяснимо. Ясно только: если б не они…

Прошло полгода, даже больше. Скучаю ли по кислородной маске? Конечно. Боже, упаси.