Иосиф Ливертовский: Я окончательно решил работать над каждой строчкой - чеканить стих

Текст:
Дмитрий Шеваров
Иосиф Ливертовский, 25 лет
Иосиф родился в Херсонской губернии. В трехлетнем возрасте приехал с родителями в Сибирь, в село неподалеку от Омска.
Поэты Иосиф Ливертовский и Борис Васильев. Омск, конец 1930-х. Фото: Из фондов Омского литературного музея имени Ф.М. Достоевского

Учиться в школе начал сразу со второго класса, а в третьем уже пытался писать стихи. Друзья звали его Юзиком.

В 1935 году Иосиф поступил в Ленинградский институт водного транспорта. Однокурсникам навсегда запомнилось стихотворение Юзика "Пирующие студенты":

У окна искусственные пальмы.

По стаканам крепкое вино.

О-хо-хо! - с друзьями выпивали мы

И закусывали заодно.

Вот бутылку взяв за горло длинное

И стакан наполнив до краев,

Я сказал одно неповторимое,

Громкое приветствие мое:

- За здоровье пьющих под бананами,

В час ночной собравшихся сюда,

Тех, кто завтра будет капитанами

На огромнейших морских судах...

Проучившись меньше года, Юзик оставил мечту стать капитаном и поступил в Омский педагогический институт на литфак. Друг вспоминает о нем: "Он был откровенным до наивности и казался нам большим ребенком..."

В июле 1940-го Иосиф окончил институт, а в октябре был призван в армию. Гвардии младший сержант Иосиф Ливертовский служил в составе 137-го гвардейского артполка 60-й гвардейской стрелковой дивизии 60-й армии Центрального фронта.

10 августа 1943 года Юзик пропал без вести во время боев у села Столбище Орловской области - во время Курской битвы.

P.S. Самый полный рассказ об Иосифе Ливертовском можно найти в книге "Сердца на взлете", изданной в Омске Виктором Вайнерманом.

Стихотворения Иосифа Ливертовского

Папиросы

Я сижу с извечной папиросой,

Над бумагой голову склоня,

А отец вздохнет, посмотрит косо -

Мой отец боится за меня.

Седенький и невысокий ростом,

Он ко мне любовью был таков,

Что убрал бы, спрятал папиросы

Магазинов всех и всех ларьков.

Тут же, рядом, прямо во дворе,

Он бы сжег их на большом костре.

Но, меня обидеть не желая,

Он не прятал их, не убирал...

Ворвалась война, война большая.

Я на фронт, на запад уезжал.

Мне отец пожал впервые руку.

Он не плакал в длинный миг разлуки.

Может быть, отцовскую тревогу

Заглушил свистками паровоз.

Этого не знаю. Он в дорогу

Подарил мне пачку папирос.

1942

Гвардейское знамя

Алый шелк широко развернули,

Стали строже удары сердец.

На почетном стоит карауле

У заветного стяга боец.

Боевое гвардейское знамя,

Я тобой, как победой, горжусь,

Я к тебе припадаю губами,

Я целую тебя и клянусь:

Если, споря с бедой грозовою,

Ты костром зашумишь надо мною,

Только в сердце раненье сквозное

Не позволит идти за тобою.

Лучше пусть упаду без сознанья

По-гвардейски - лицом к врагу,

Только б реяло красное знамя

На удержанном берегу.

Знаю я - кто, сражаясь, умер -

Навсегда остался в живых

В этом сдержанном шелковом шуме,

В переливах твоих огневых.

1 мая 1943

ПЕРЕПИСКА

Из письма в редакцию Марии Цаплиной

"...Я прочитала вашу статью об Иосифе Ливертовском.

Он является двоюродным дедом моего мужа. Его бабушки - родные сестры поэта: Эсфирь и Бэлла.

Бэлле Иосиф часто писал с фронта.

Я занимаюсь сбором информации о родственниках, чтобы издать семейную книгу, и нашла вашу статью. Было очень приятно.

Мой муж был в Омске и на Курской дуге, там, где погиб Иосиф. Его имени не было на братской могиле. Мы долго занимались тем, чтобы оно появилось. Теперь на мемориальной стеле в поселке Успенском Дмитровского района Орловской области есть имя Иосифа.

А вот фотографии Иосифа у нас нет. Есть только снимок Бэллы. И фото его мамы и отца, который был против того, чтобы Иосиф курил, но, провожая сына на фронт, подарил пачку папирос..."

Фото: Из архива Дмитрия Шеварова

Из писем Иосифа Ливертовского

Иосиф - сестре

27 февраля 1936 года

Здравствуй, Бэллочка. Ты просишь уже напечатанных стихов, но, к сожалению, литературная страница еще не вышла и выйдет неизвестно когда... Ничего с неба не падает. Мне не нужно ни от кого титула, мне не нужно никакого звания, мне нужно овладеть языком - понимаешь? - русским языком. И я добьюсь этого. Это вошло в мою страсть, во все мое существо. Стихотворение может заставить меня смеяться, плакать, страдать, блаженствовать... Я окончательно решил работать над каждой строчкой - чеканить стих. До сих пор я писал быстро и бессознательно. Учиться, конечно, я продолжаю. Руковожу литературным кружком в институте...

Август 1941-го

Здравствуй, дорогая сестричка!.. Хочется скорее в бой. Сейчас мне присвоено звание младшего сержанта и отдано в распоряжение отделение. Несколько раз пытались отправить меня в артиллерийскую школу, но все возвращали. На днях, кажется, куда-то отправят.

Недавно спрашивали о том, какой институт я окончил, адрес, кто из родных судим, сколько и за что имел взысканий и каких, какой знаю иностранный язык. То, что мне знаком немецкий, очевидно, вполне удовлетворило требованиям, так как еще и другие в этот список попали, знающие немецкий язык. Куда меня думают послать - угадать невозможно... Фашизм будет разбит, я не сомневаюсь.

Я совершенно тверд, спокоен и готов ко всяким неожиданностям. Только о родителях с грустью думаю, жаль стариков.

Пиши мне чаще. Да, прошу совета: думаю вступить в партию. Ты меня хорошо знаешь. Что скажешь?

Что сейчас делаю? Занимаюсь, читаю и ежедневно издаю стенную газету. Твой брат Юзик.

Иосиф - однокурснице Марине Миловой

Осень 1941-го

Недавно был такой случай в полку. В Ленинской комнате читал стихи Сталинградский поэт Владимир Брагин. Это молодой хороший (как выяснилось впоследствии) парень. Он печатает в окружной газете ура-патриотические стихи на тему "раньше было плохо, теперь - хорошо". Я разругал его на этом выступлении, как полагается. Меня шумно поддержали красноармейцы, повторяя за мной, что в стихах Брагина нет лица красноармейца, нет подлинной жизни, настоящих переживаний. Есть только газетный трафарет. О моем выступлении говорил весь полк. Все были довольны, потому что Брагин несколько заносчив. Но тут произошло неожиданное. Брагин нашел меня, и мы подружились...

Мне вот пишет Иван Коровкин, чтобы я дневник вел. Но это он по наивности. Если бы кто-нибудь увидел мои записки - пропащее дело.

С какой стати я, неряха и совершеннейший в медицине невежда, должен стать блюстителем чистоты, опрятности и здоровья? (Ливертовский был назначен санинструктором в учебном полку. - Д.Ш.). Правда, к слову сказать, я уже посидел за нарушение простейших правил санитарии и гигиены и за неуважение к начальству... Начальник санслужбы, между прочим, замечательный человек: культурный, вежливый. Мы часто беседуем вечерами, он любит стихи...

На главную