"Девушка в заштопанной шинели"
Целовались, плакали и пели.
Шли в штыки. И прямо на бегу
Девушка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.
Мама! Мама! Я дошла до цели...
Но в степи, на волжском берегу,
Девушка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.
Юлия Друнина
Зоя Азарх родилась на Волге, в Горьком, 19 июля 1921 года. Вскоре семья переехала в Серпухов. Отец Зои Наум Сергеевич Азарх стал начальником отдела капитального строительства Серпуховского комбината пищевых концентратов.
В 1938 году поступила в Институт истории, философии и литературы имени Н.Г. Чернышевского (ИФЛИ). Писала стихи и прозу. Судьба рукописей Зои неизвестна.
3 июля 1941 года вместе с другими студентами Зоя выехала в Смоленск на строительство оборонительных сооружений на берегу Днепра. В середине июля студенческий отряд вынужден был вместе с отступающей армией и местным населением под обстрелами и бомбежками уходить в сторону Москвы.
Вот что вспоминала Анна Ивановна Серых: "Я закончила первый курс ИФЛИ. 4 июля мы в новеньких, чистеньких автобусах поехали на строительство оборонительных сооружений. Стоял прекрасный солнечный день, и никак не укладывалось в сознании, что началась война. В этих новеньких красивых автобусах мы поехали по залитому солнцем, широкому и красивому Минскому шоссе - казалось, на экскурсию, а не навстречу войне. По обеим сторонам дорогу обступал лес с буйной растительностью и разнотравьем. Все было, как на экскурсии, не было только песен.
К середине дня мы приехали на берег Днепра под Смоленск. Автобусы остановились на большой живописной поляне близ опушки леса, высадили нас и повернули обратно в Москву. А мы стали обустраиваться: строить шалаши в лесу, натягивать палатки и готовиться к отдыху, чтобы с утра приступить к строительству оборонительных сооружений. Мы рыли окопы и глубокие шестиметровой глубины противотанковые рвы по всему берегу Днепра. Рядом с нами работали студенты МГУ и других вузов. В шалаше я жила вместе с Зоей Азарх и Зоей Тумановой и другими девушками, фамилий которых я не помню. Эти Зои были старше меня и по возрасту, и по курсу. Но мы очень дружили, и они не отдалялись от меня.
Фашисты скоро заметили нас, да и нельзя не заметить, как по всему берегу Днепра безо всякой маскировки копошились люди все светлое и частично темное время. И начали нас беспокоить. Вскоре начались бои за Смоленск, и нам пришлось отступать вместе с отступающей армией (там находился укрепрайон).
Никогда не забудется и навсегда останется в памяти эта трагедия народа: отступающее население, в смятении покидающее свои дома, ревущие коровы, кричащие дети - эти трагические картины невозможно забыть. А сзади прикрывающая народ отступающая армия. Отступали мы в ясный, солнечный июльский день. Накормили нас рисовым супом с мясом, и мы двинулись в сторону Москвы. Не могу сказать, помогли ли наши оборонительные сооружения хотя бы частично задержать врага, но думаю, что помогли. Как я потом убедилась, на войне даже снежный окоп защищает от смерти. Под обстрелами и бомбежками мы пошли из-под Смоленска через Духовщину, Сафоново и Издешково обратно в Москву лесными тропами с дневным пропитанием пять-шесть картофелин в день. Ночевали больше в сараях.
Запомнилась ночь с 21 на 22 июля, когда мы ночевали в большом сарае, доверху заполненном сеном. Мы расположились под крышей сарая на сеновале. Всю ночь, светлую и безоблачную, летели тяжелые фашистские бомбардировщики на Москву, всю ночь не смолкал гул моторов переполненных бомбами фашистских стервятников; в небе стоял сплошной гул медленно летящей фашистской армады. Это был первый налет на Москву. Обратно они летели уже более быстро, беспорядочно, сбросив свой смертоносный груз на Москву и Подмосковье, частично досталось и нам.
Среди ясного солнечного дня фашистские стервятники сбрасывали оставшиеся бомбы и связки гранат на нас с небольшой высоты. Мы прятались от них кто под стоявший у дороги подбитый танк, кто под маленького, красивого, белого, с рыжими большими пятнами теленка, лежавшего у ржаного поля. Большинство из нас побежали в высокую рожь, чтобы надежнее укрыться от бомб.
Это было первое наше боевое крещение. Они безнаказанно кружились над нами, беззащитными, сбрасывая все, что не удалось им сбросить на Москву. В этом гуле не было слышно зенитных орудий, а может быть, и не было их: ведь зенитки прикрывали Москву, а мы были далеко от Москвы.
Двадцать пятого августа поздно вечером мы пришли в разрушенную бомбежками, совершенно погруженную в темноту Вязьму. Здесь ребят взяли в 8-ю Краснопресненскую дивизию народного ополчения, располагавшуюся в Вязьме. Двадцать пятого августа нас, девчонок, всех отправили в Москву, но война не давала думать об учебе..."
Вернувшись в институт, Зоя Азарх после занятий шла на ускоренные курсы медсестер. Вскоре она добровольцем ушла на фронт. В госпитальном списке поступивших на излечение в графе "Каким РВК и какой областью призван" стоит одно слово: "Добровольно".
Медсестра и сандружинница Зоя Азарх служила в 371-м стрелковом полку.
Перевязывая и вытаскивая раненых, Зоя получила тяжелейшее сквозное ранение позвоночника. С поля боя Зою удалось вынести не сразу и к ранению добавилось обморожение обеих кистей рук.
17 марта ее доставили в госпиталь, располагавшийся в городе Фурманове Ивановской области.
22 марта 1942 года Зоя скончалась Девушке было 20 лет.
Зою похоронили на местном кладбище.
Игорь Константинович Нефедов, составлявший каталог воинских захоронений Ивановской области, написал мне: "Могила Зои Азарх не сохранилась. Я обращался в местные инстанции, чтобы ее и ещё несколько утраченных имен внесли на мемориал в Фурманове еще несколько лет назад, но воз и ныне там..."
На мемориале в Фурманове начертаны клятвенные слова, видные издалека: "Никто не забыт - ничто не забыто".
...А как же Зоя?