Как знойная тема объединила выставки трех отечественных художников

Слова старой песенки "Не нужен мне берег турецкий, / И Африка мне не нужна!" в эпоху ковида и локдауна обрели неожиданный смысл и актуальность с макабрическим оттенком. Пока Занзибар зовет, Африка явилась в снах, портретах и автопортретах художников на московских выставках. Я имею в виду ретроспективу Роберта Фалька в Третьяковской галерее, камерную выставку работ Лидии Архиповой из частного собрания "Лидия. Африканские сны" в Музее Востока и проект Александра Косолапова DTM в галерее Syntax в выставочном пространстве Cube.

Разумеется, лед и пламень не столь различны меж собой, как эти проекты. Но все же причудливый узор совпадений столь странен, что просто отмахнуться от него не получается.

Речь - об "африканском следе" в автопортретах трех отечественных художников. Автопортрет Роберта Фалька в образе мулата, написанный им в Париже в 1933-м, наиболее известен из этих трех. Это не единственный автопортрет, в котором он "примеряет" чужую идентичность. В 1921-м Фальк написал "Автопортрет с завязанным ухом", явно ведя внутренний разговор с неистовым Ван Гогом. Позже он писал себя то в турецкой феске и желтом шарфе, то в мягкой шляпе с трубкой, словно старый рыбак. Эта примерка чужих ролей несет оттенок театральной игры. Но в отличие от художников Серебряного века, представлявших себя в виде Арлекинов и Пьеро, для Фалька этот театр одного портрета ближе к психологической драме, нежели к итальянской комедии. Его "Мулат" (1933) подчеркнуто спокоен, классичен. Вместо кубистической африканской маски, с которой работал Пикассо, тут явится печальный поэт, денди и сердцеед. Здесь нет ни этнической экзотики, ни радикальности авангарда. Тем не менее кажется, что в этом портрете не только вызов друзьям по "Бубновому валету", не только возвращение к рембрандтовской традиции психологического портрета, но и утверждение: "Другой - это я", и "я - это Другой". В этом смысле "Мулат" - история прежде всего о готовности увидеть себя в другом человеке и, может быть, ощущение себя "чужим", одиноким в Париже времен мирового кризиса.

Речь - об "африканском следе" в автопортретах Роберта Фалька, Александра Косолапова и Лидии Архиповой

Совсем новая работа Александра Косолапова "Что не так с моей кожей?" создана в 2020 году. И очевидно, что меньше всего Косолапов думал о фальковском "Мулате". Скорее уж, как человек, умеющий невзначай наступить тигру на хвост, - о движении Black lives matter. Сам художник вспоминает о Марселе Дюшане: аббревиатура DTM в названии выставки складывается из первых букв фамилий трех кумиров искусства ХХ века - Дюшана, Татлина, Малевича. И еще - об американском романе, герой которого отправляется в южные штаты, загримировавшись под афроамериканца. С целью почувствовать, что такое быть не привилегированным белым, а черным парнем на американском Юге. Вот и Александр Косолапов, один из отцов соц-арта, живущий в Нью-Йорке, пошел по его пути, готовя перформанс. Загримировался темной краской, снял ряд селфи. Потом написал пару своих портретов по этим снимкам в прямолинейной, как мачта, стилистике билборда и Уорхола. И не забыл присоединить к ним слоган "Что не так с моей кожей?". Иначе говоря, фактически повторил опыт Фалька и персонажа американского романа - представил себя в обличье афроамериканца, но, разумеется, в другой эстетической системе. И - с иным смысловым сдвигом.

Работы Косолапова строятся на столкновении противоположностей... Так, столкновение клишированного портрета вождя с раскрученным товарным брендом в плоскости холста превращают его в поле битвы между рекламой и идеологией. Как, например, в известной работе Косолапова "Ленин Coca-Cola". На вопрос, откуда взялся слоган, художник пожимает плечами: "Он просто на улице висел. То ли реклама крема, то ли косметики. Но поскольку она мне попалась на глаза во время начала движения Black lives matter, то фраза ассоциативно связалась у меня с ним. И стала отправной точкой работы. Для меня она связана с Дюшаном, потому что он играл с идентичностью. Вот и я продолжил его игру, но на другом материале".

Селфи Александра Косолапова во время перформанса "Что не так с моей кожей?". Фото: Роман Коновалов

Контекст для работ Косолапова имеет значение не меньшее, чем сами "найденные объекты". В СССР власти негодовали на него за использование портрета вождя в неожиданном контексте, а в США - компания Coca-Cola усмотрела использование своего бренда. В случае с перформансом "Что не так с моей кожей?" социальный контекст переводит вопрос себе и косметологам из повседневной и рекламной сферы в политическую. И пусть загримированный Косолапов на селфи больше похож на индейцев из вестернов студии "ДЕФА", чем на афроамериканцев в США. Важнее качества грима на этих подчеркнуто "селфишных" снимках - неуверенность, тревога, вопрос на лице альтер эго художника. На картине этот вопрос, озвученный рекламой косметики, начинает звучать пародийно.

В отличие от Фалька Косолапов не отправляется на поиски Другого в глубины психологии и европейского портрета. Он дистанцируется и от своего персонажа, и от его страхов. В фокусе его внимания не столько отношения с Другим, сколько отношения с его языком. Точнее, с речью. Он работает с "найденными" обрывками речи, как Дюшан - с найденными объектами. Складывает из них ироничный, отменно выверенный коллаж в духе старого доброго весельчака соц-арта.

Рядом с этими игровыми работами двух белых мужчин автопортреты Лидии Архиповой (1914-1997) из коллекции Олега Колосова на выставке в Музее Востока выглядят недостающим звеном пазла. Дочь афроамериканца, русского миллионера, создателя модных московских ресторанов Федора Томаса и барышни из купеческой семьи, Лидия Федоровна стала художницей, ученицей Роберта Фалька. Вслед за Косолаповым она могла бы спросить: "Что не так с моей кожей?" Спросить не с застенчивостью, а с дерзким вызовом. На автопортрете с африканскими масками, как и в автопортрете с обнаженной моделью она резко заостряет мягкий овал своих скул, подчеркивая нездешние корни и африканский темперамент.

Не менее утверждения своего права быть иной, непохожей на одноклассников, для Архиповой важно акцентировать свою ипостась художницы. Ее автопортреты ведут диалог и с фальковским портретом мулатки Амры, и с его полотном "Мулат". Как и учитель, она подчеркивает инверсию ролей в своей работе "Художник и модель" (1985). Но в ее случае смена ролей далека от игры: мужчина на первом плане - модель, темнокожая женщина в глубине - она сама, художник за работой. Не знавшая отца, который уехал из России сразу после революции, грезившая Африкой в средней полосе России, она создает свою идентичность, опираясь на воображение, воспоминания о жизни в эвакуации в Средней Азии и искусство Гогена, Матисса, Фалька.

Такие вот африканские страсти - в русском искусстве ХХ века...