У девушки, пришедшей к Вахтанговскому за час до начала траурной церемонии, за плечами футляр со скрипкой, в руке гвоздики, завернутые в газету. "Вот, наврала на работе, что приболела, а сама сюда, - Ксения говорит сквозь слезы, то и дело переходит на шепот. - Понимаю, что так нельзя, но …не знаю …есть ли у меня такой же любимый музыкант, как Лановой актер. Он играл всегда на полную громкость, и я понимала, что его громкость была настоящая, искренняя".
В зрительном зале Вахтанговского театра нет прощальных речей, музыка приглушена, между традиционными траурными Шубертом и Моцартом время от времени включают Ланового, читающего нам Маяковского, Пушкина. "Скучая суетным прозванием поэта / Устав от долгих бурь, я вовсе не внимал / Жужжанью дальнему упреков и похвал…"
Записи включают тоже негромко, чтобы не отрывать пришедших проститься с актером от раздумий и воспоминаний.
Звучит голос актера: "Творчество дает радость и моменты, когда ты больше всего страдаешь, рыдаешь и плачешь - самые счастливые для настоящего актера". Вот он рассказывает давние истории из своей жизни: "Дело было в доме отдыха "Актер". Зашел я утром к Фрадкину позвать его на море, а он - "О Вася, ты первым эту песню послушаешь!" - и запел мне "Родные березы не спят…". А следом "Березы" Фрадкина в траурном зрительном зале в исполнении самого Василия Семеновича.
Ощущение, что Вахтанговский не может прийти в себя. Актеры, известные на всю страну, привыкшие без запинки читать длиннющие монологи, мучительно ищут перед камерой слова, и голос дрожит. Как и у молодых людей, студентов, которых в зале и в очереди, стекающей от зала к раздевалке, - большинство. Кажется, весь Щукинский институт, где Лановой заведовал кафедрой сценической речи, пришел проститься.
- Самый доброжелательный на просмотрах и самый яростный на разборах, - вспоминает третьекурсница Саша. - И, вы знаете, при этом такой… молодой. Озорной даже. Однажды видела, как он по нашей лестнице не бежал, а летел!
Провожали Ланового в декорациях его любимого спектакля "Пристань", в котором он тоже читал своего любимого Пушкина. Музыка литовца Фаустаса Латенаса тоже из этого спектакля. Угол сцены занимала колонна с капителью, часть декораций, в которых все Вахтанговские "старики" (тогда еще живые) от Яковлева до Шалевича играли сцены из Дюренматта, Бунина, Брехта...
"Да здравствует солнце, да скроется тьма!" - требовал в "Пристани" максималист Лановой от имени любимого Пушкина. И, уходя со сцены, вскинув на прощание руку с букетом белых цветов. Герой - теперь уже былых времен. По крайней мере, будем помнить, какими бывают герои.
После прощания в театре народного артиста Василия Ланового похоронили в понедельник на Новодевичьем кладбище.
Сергей Маковецкий, народный артист России:
- Война для Ланового осталась теми свистящими над головой пулями, когда немецкий солдат, как бы глумясь, пустил над головой мальчишки Васи автоматную очередь. Но Василий Семенович остался романтиком - ко всем приветливым. Для друзей всегда была готова улыбка, и невозможно было понять, в каком он на самом деле настроении. Зато у всех теплело на душе. Он обволакивал энергией тебя и зрителя.
Илья Котов, контр-адмирал в отставке, Герой России:
- Весь личный состав моего дивизиона подлодок смотрел "Офицеров" не раз и не два. А меня этот фильм просто воспитывал, учил правильным вещам, учил быть офицером. "Это вечный огонь, нам завещанный одним, мы в груди храним". Меня и слова песни, и его герой Иван Варрава по сей день "пробивают" до слез.
Александр Олешко, заслуженный артист России:
- Красота поступков, честь, достоинство, правильно сложенная палитра творческого пути - вот что такое Лановой. В своих ролях и в жизни он неповторим. Нам было счастье видеть, слышать, общаться с ним. Он выполнил на земле все свои задачи, и теперь душа его летит легко и свободно. Хотя нам от этого сейчас не легче.