В Мариинском театре восстановили легендарный спектакль "Огненный ангел"

Поставленный к 100-летию Сергея Прокофьева спектакль "Огненный ангел" вошел в обойму тех знаковых постановок, с которыми в 90-е годы Валерий Гергиев начинал не только новую эпоху тогда еще Кировского театра, но и свое продвижение русской оперы под лейблом Kirov и Mariinsky в мире. Созданный в 1991 году в ко-продукции с лондонским Ковент Гарден "Огненный ангел" в постановке Дэвида Фримана был показан в Нью-Йорке, Токио, Сан-Франциско, транслировался BBC, был записан на Philips, в телеверсии (Arthaus Music) и даже спустя десятилетия считался эталонным сценическим воплощением этой сложнейшей прокофьевской партитуры. Двадцать лет спектакль не сходил со сцены Мариинского театра, через него прошли несколько поколений артистов, но его исполнительской планкой оставался тот первый состав, где Ренату пела Галина Горчакова, а Рупрехта - Сергей Лейферкус.

Накануне 2021-го года к 130-летию композитора "Огненный ангел" был возобновлен на исторической сцене, а в партиях Ренаты и Рупрехта вышел новый состав - Елена Стихина и Евгений Никитин, Мария Баянкина и Роман Бурденко. Как ни странно, постановка родом из 90-х оказалась "работающей" и в новом веке, благодаря точности и лаконичности режиссерских решений и визуальной среды. Между тем, создать сценический образ этой оперы, написанной по "готическому" мистическому роману Валерия Брюсова, совсем непросто. Архитектоника этого сочинения подобна "Божественной комедии" Данте и "Фаусту" Гете, пронизана оккультизмом и чувственной экзальтацией. Здесь действуют демоны, потусторонние сущности, проводится обряд экзорцизма в женском монастыре, сосуществуют фрейдизм и колдовство, Агриппа Неттесгеймский, Фауст и Мефистофель - и все это требует баланса в сценических решениях, при малейшей неточности способных обернуться бутафорской пародией.

Режиссеру Дэвиду Фриману и художнику Дэвиду Роджеру удалось в свое время найти ту сценическую "нулевую" точку, из которой прорастают образы мистического мира оперы. Это черная пустота, очерченная линиями невидимой геометрии, по которой передвигаются и зависают в позах готических химер мимы - белые телесные существа духов и демонов - носители зла. Визуальный ряд - плоскостные раскрашенные фасады средневековой улицы с распахивающимися окнами, где мелькают не то лица, не то призраки. Это быт и костюмы, стилизующие брейгелевские живописные миры, "адский" театральный грим Мефистофеля, едко хохочущего и совершающего грубые трюки (бас Евгений Акимов). Как апофеоз - мистерия в жанре триллера с жутким лысым Инквизитором с воспаленными глазами (бас Михаил Петренко) в алой католической сутане, яростно размахивающим огромным крестом над Ренатой и беснующимися монахинями под дикие медные и струнные "квадраты" оркестра и вой женского хора.

Партитура оперы у Валерия Гергиева звучит именно как триллер, ни на секунду не ослабляя напряжения и контрастов прокофьевской музыки. Эмоционально взвинченные вокальные партии главных героев, охваченных любовной лихорадкой - рыцаря Рупрехта к Ренате, а Ренаты - к огненному ангелу Мадиэлю, вписаны в какой-то сверхнапряженный оркестровый язык. Жуткие "скоки" невидимой силы, стуки, инфернальные мрачные марши, нежнейшие звуковые фактуры, где Рената рассказывает о прекрасном ангеле с голубыми глазами и тонким золотом волос, "зловещие" отрывистые штрихи, изображающие летучие потусторонние силы, которые Рената вызывает, чтобы встретиться с Ангелом, колокола, наконец громадные массивы звука, опрокидывающиеся в пустоту, словно наступил конец света.

В такой звуковой среде певцам очень сложно существовать, учитывая градус не только вокальных партий, но и актерской игры. И Елене Стихиной в партии Ренаты, с ее красивым, лучезарным тембром голоса, удается с обаятельной легкостью преодолевать сложнейшие лабиринты вокальной партии - скороговорки-заклятия, хроматизмы, ритмические перепады, но пока не достает той самой "ренатовской" тонкой нервной ткани, объясняющей ее внезапные перепады от влюбленности к ненависти, ее зависимость от инфернального мира, разламывающего ее жизнь и отправляющего ее, как ведьму, на костер.

Постановка родом из 1990-х оказалась "работающей" и в новом веке

Рыцарь Рупрехт у Евгения Никитина - брутальный воин, казалось бы, до блеска отточенный на сложностях вагнеровских партий, в прокофьевской - пока набирает свой объем и более тонкую детализацию вокальной работы. К концу оперы благородный Рупрехт, потерявший Ренату, словно утрачивает свою "богатырскую силу" и попадает в сети Мефистофеля. Спасти Ренату он уже не может. Она во власти демонов и должна быть сожжена. Фигура ее с распахнутыми руками высвечивается в круге огня, а страшные финальные фанфары и притаившиеся во тьме сцены демоны символизируют суть зла, которое никогда никуда не исчезает. И с этими силами лучше не заигрывать.

Прямая речь

Валерий Гергиев, руководитель Мариинского театра:

- Этот спектакль "Огненный ангел" мы показывали сейчас в прямой трансляции по Mezzo. Его смотрело много стран. Планируем выпустить эту запись на DVD. Мы в этом сезоне восстанавливаем наш репертуар, который давно не идет. У нас ведь афиша, которая превышает в разы любой театр мира. Достаточно сказать, что в Мариинском театре поставлено порядка пятнадцати опер Верди, пятнадцать опер Римского-Корсакова, идут девять опер Вагнера, Чайковский, Пуччини, Моцарт - десятки партитур разных композиторов. И если мы не будем сейчас играть эти спектакли, они умрут. Если хор в ближайшее время не исполнит "Тангейзера" Вагнера, то эту работу потом невозможно будет восстановить. Поэтому сегодня главная задача для нас - восстановить собственный репертуар.