Ветеран рассказал неизвестные подробности сожжения Дрездена в 1945 году
Юрию Васильевичу Планидину 9 февраля исполнился 91 год, он живет в поселке Рассвет, неподалеку от Ростова. Планидин происходит из старинной казачьей семьи. Среди его предков священнослужители, математики, медики... Но революция, гражданская война, а потом Отечественная извели под корень многие фамилии, проредили эти бедствия и род Планидиных. Юрию Васильевичу удалось вернуться из немецкого плена, и род не исчез.
Планидин больше 50 лет занимался со студентами и школьниками начертательной геометрией, черчением и рисованием. В нем сразу чувствуется преподавательская жилка, даже костылем он пользуется, как указкой. А еще он известный художник, у него было немало выставок в разных городах. Планидин показывает галерею, которую построил собственными руками в саду: натюрморты, скульптурные портреты, чудесные пейзажи. Такие пейзажи приобретают люди, понимающие в живописи, и вешают их на стены в благополучных домах, в залах, где потрескивают дрова в каминах. Но больше всего работ о войне. Смотреть на эти холсты тяжело, и вряд ли кто-то решится такую боль нести в свою уютную жизнь.
- Я считаю себя художником-репортером, - говорит Планидин. - Я обязан показать то, что мне самому довелось увидеть. Курт Воннегут оказался в Дрездене в то же время, что и я. Ему было 23 года, он попал в плен. А мне 15, меня угнали в трудовой лагерь. Все, что он описал потом в "Бойне номер пять", конечно, правда. Он никого не пытался обелить, это главное. Я тоже помню, как бомбили город. Вероятность выжить была очень мала. Воннегут отсиделся под землей, в большом мясном холодильнике скотобойни. А меня в подвал на окраине города не пустили, пришлось бежать без оглядки.
Юрию было одиннадцать, когда началась война. Он успел окончить три класса. Во время второй оккупации Ростова их квартира сгорела, да и весь город был сплошным пожарищем.
- Жили впроголодь, - продолжает Планидин. - Мама Таисия Тихоновна собрала женщин и детей и повела нас рыть картошку в деревушку за Доном. Картошка была мерзлая, но все-таки еда. Здесь мы нарвались на немецкую облаву, и маму сильно избили. Домой уже никого не отпустили. Погрузили в вагоны для скотины и повезли сначала на Украину, а потом в Варшаву. Здесь нас с мамой высадили и разделили. Ее с группой детей пешком погнали дальше в сторону Лейпцига. А меня определили на завод под Варшавой чистить подбитую немецкую технику. Поляки просили иногда что-нибудь им вынести: велосипедные шины, бланки. Однажды я попался и меня посадили в тюрьму на две недели. Кто знает, чем бы это закончилось, но город начали бомбить, и я в суматохе сбежал.
Юрий решил искать мать. Знал примерно направление, куда ее отправили, и просто пошел туда же. Повезло - догнал. Но когда добрались до Лейпцига, поняли, что попали в очень страшный лагерь. Вместе с русскими туда привезли детей из Сербии, Белоруссии, Украины.
- Нас облили дезинфицирующим раствором и присвоили номера. Я получил номер 10401. В бараках была жуткая антисанитария. Помню, лежим кучей и чувствуем, что кто-то ползает по нам. Посмотрели на потолок, на стены - они красные от клопов. Каждому ребенку измерили голову, и тех, чьи параметры немцев не устраивали, отправили в концлагерь. Евреев, армян, цыган - в Освенцим, некоторых - в экспериментальные медицинские лаборатории. Человек тридцать, среди них оказался и я, переправили в Дрезден, а оттуда в Пирну. Здесь на перроне нас продали, как рабов. Покупатели - в кожаных сапогах, в шляпах с кисточками - рассматривали детей и выбирали. Тем, кто попал к бауэру, крестьянину, повезло немного больше, чем остальным. Они иногда подбирали на полях свеклу или картошку. Делились и с нами. Одного мальчика выбрал колбасник и так его откормил, что тот не захотел возвращаться домой, когда всех освободили.
Юру купил маляр по фамилии Мюллер. Заметил, что на вокзале мальчик, усевшись на корточки, что-то рисует на картонке, и заплатил за него. Юре пришлось красить крыши, чердаки, подвозить краску на тачке. Жили дети в трудовом лагере в Пирне, а к шести утра должны были являться к "хозяевам". В Пирну попала и мама Планидина: всех обстирывала, подкармливала и подлечивала.
- Много мне досталось от кованых сапог: Мюллер бил без повода, - вспоминает Планидин. - Была работа и на заводе Цейса под Дрезденом, там делали стекла для очков. Обстановка была нервная, немцы боялись бомбардировок, но надеялись, что Дрезден пощадят, ведь из промышленности там были только маленькие предприятия. Поэтому многие не покидали город.
Но вечером 13 февраля это все-таки случилось. Воздушная тревога ревела слишком долго. Мальчишки заподозрили неладное, бросили работу и побежали за город. Бежали очень многие.
- Мы попытались спрятаться в подвале двухэтажного дома. В тусклом свете разглядели, что там уже сидят женщины, старики и много детей. Старая немка потребовала нас выгнать, мол, из-за русских мы страдаем. Они считали, что бомбить их будут советские войска. Мужчина с костылями пробормотал: "Вы не знаете, что мы творили в России". "Придут эти варвары и будут нас резать!" - ответила старуха. Маленькая девочка расплакалась и попросила их не резать. Васька решил: "Бежим отсюда, а то сейчас лупасить начнут". Воздушная тревога не смолкала. Мы выскочили на улицу и увидели, что небо пересечено сотнями белых полос - так много самолетов летело над Дрезденом. Спускались парашюты, в каждом будто по светящейся лампе. Это были горящие факелы, чтобы запалить город.
Стоял непрерывный грохот, гудение. Вдруг раздался взрыв невероятной силы, будто случилось землетрясение. Над городом поднялись огненные столбы, через секунду Дрезден превратился в огненное месиво и покрылся черным покрывалом гари.
- Мы ничего не слышали: оглохли от взрывов и ничего не соображали от ужаса. Лежали и смотрели в небо. Черное облако гари уже висело над нами. Очнулись - и снова бежать. Я даже не почувствовал, что меня ранило. Потом оказалось, что нога сильно посечена осколками.
Русских мальчики дождались в Пирне. Юра был зачислен в часть, которая вела бои на Эльбе. В часть помог попасть капитан Павел Абакумов, освобождавший лагерь.
- Он спросил меня, шпрэхаю ли я по-немецки, и взял переводчиком, - говорит Юрий Васильевич. - Месяца через два Абакумов послал меня в Дрезден с конвертом. Шел по той же дороге, по которой недавно мы с Васькой бежали из города. Под завалами было очень много убитых, их откапывали сами немцы и наши солдаты. Ходить там лучше было в противогазе. Воннегут вспоминает этот запах, как запах горчичного газа и роз. Я бы так не сказал. Но с тем, что город напоминал лунную поверхность, согласен. Я нашел двухэтажный дом, в подвал которого нас с Васькой не пустили. От него и следа не осталось. Какие-то женщины ставили в кирпичах свечи. Я попросил одну и тоже поставил, вряд ли там кто-то выжил.
А потом была долгая мирная жизнь. После освобождения комендант города назначил маму Юры директором детского дома, и она вывезла в Россию всех детей. Юрий Васильевич Планидин окончил два высших учебных заведения, учительствовал. С супругой Валентиной Петровной он прожил 56 лет. Старики ждут в гости внука и с удовольствием показывают свой сад.
Справка "РГ"
С 13 февраля 1945 года американские и английские боевые самолеты трое суток бомбили Дрезден. Полиция города сообщала о разрушении в ходе налетов 12 тысяч зданий. Точных сведений о том, сколько в действительности погибло людей, нет до сих пор. В разных источниках разное, от 20 до 340 тысяч. Курт Воннегут, находившийся в тот момент в немецком плену и лично разбиравший завалы Дрездена, писал, что во время бомбардировок погибли больше 200 тысяч человек.