Массивные, в серебряном корпусе и на цепочке, швейцарские часы Doxa - единственное, что оставалось у Плисецкой от отца. Чуть выше на витрине - смешной детский рисунок "Лепешинская в роли Суок". Здесь же маленькие пожелтевшие семейные фото с трехлетней Майей - точь-в-точь такой, как она описывала себя в книге "Я, Майя Плисецкая" - "рыжей, с озорными глазами, ликующе радующейся жизни".
Плисецкая была абсолютным человеком self-made. Твердо знала, чего она хочет добиться. С юности все подчинила этой цели - не останавливаться, расти и двигаться вперед. Об упущенных возможностях жалела всю жизнь. Об этом и выставка.
В годы войны, в эвакуации в Свердловске, юная Майя почувствовала, что теряет балетную форму без регулярных занятий - сначала чудом прорвалась на московский поезд. Чудом добралась до столицы. Уже в Москве, без пропуска, помогла донести саквояж больному старику - так и проскочила мимо патруля. Так и вернулась в родное Хореографическое училище при Большом театре.
Под стеклом на витрине - портрет великой Агриппины Вагановой. Работа с великим педагогом и балетмейстером перевернула представления Плисецкой о танце. "Приезжай, мы сделаем "Лебединое" так, что чертям тошно станет", - звала ее Ваганова в Ленинград, в Кировский театр. Но оставить Большой театр Плисецкая не решилась - и писала потом, что расставание с Вагановой осталось для нее на всю жизнь незаживающей раной.
Вот программка кремлевского концерта к 70-летию Сталина в 1949-м году. Плисецкой пришлось станцевать там "Вариацию из "Дон-Кихота" на скользком паркете Георгиевского зала. На утро ее фамилия появилась в сообщении ТАСС о прошедшем концерте. "Это победа, теперь надо побороться за свое будущее, - думала тогда юная балерина (о чем писала позже в своей автобиографии- прим. ред.). - Того глядишь, дадут станцевать что-то новое..."
Но после гастролей в Индии в 1953-1954 годах (вот фото с Индирой Ганди) - она пять лет была "невыездной". Наконец, стараниями друзей и мужа, композитора Родиона Щедрина, участвует в победном туре Большого театра по Америке - и далее теперь везде. Звезда, и мировой величины!
"Вы были великолепны вчера вечером, мы пытались дозвониться, но вы уже уехали. Моя благодарность! Впечатленный Бобби" - вот на выставке телеграмма от Роберта Кеннеди. И подарок от него: пять фарфоровых бледно-сиреневых гвоздик в вазе, листики с прожилками, пестики, тычинки - но стеклянные.
Она оттанцевала чуть не весь классический репертуар - страшно хотелось "чего-то нового". И новое пришло в конце 60-х. Центр экспозиции - щедринские рукописи "Конька-Горбунка", "Анны Карениной", "Чайки" с посвящениями "Майе Плисецкой, всегда". Здесь же - рукой Майи, уже хореографа - вычерченные на листах схемы движения танцев чеховских героев Тригорина, Маши, Дорна. Мысли о режиссуре каждой сцены - быстрым, как танец, округлым почерком.
Конечно, здесь и платье от Кардена, обожаемого друга, автора костюмов к ее постановкам.
Плисецкая до 65 лет работала в Большом театре. До 70-ти танцевала на пуантах. Номер "Аве Майя!" был поставлен к ее юбилею Морисом Бежаром в 1995-м. В нем, как всегда, было главное, что составляло плоть и кровь великой балерины: "любовь, красота, музыка, колдовство". Эти слова французского хореографа на маленьком листочке - тоже здесь, на этой трогательной выставке.
Родион Щедрин, композитор, муж Майи Плисецкой:
- Каждая крупица сведений о Майе - документов, записей, фотографий, видео - со временем начинает представлять все больший интерес. В интернете появляется множество неизвестных мне ее мини-интервью, реплик, реакций на что-то. Меня это бесконечно радует, Майя легендарна и в своих художнических, и в человеческих проявлениях. И, безусловно, - как вечное олицетворение женственности.