Виктор Шпенглер: Подделок художественных работ становится больше
Теперь, похоже, перед таким же вызовом оказался Московский музей современного искусства (ММОМА). На выставке в галерее "На Шаболовке" "Блуждающие звезды. Советское еврейство в довоенном искусстве", представлены две работы из ММОМА, которые независимый эксперт Константин Акинша поставил под сомнение. Речь о "Композиции" Ильи Чашника и картине "Велосипедист БУЛ СУКНО ФЛА", приписываемой Гончаровой.
Есть ли инструменты, которые могут помочь выявить подделки среди работ, включенных в Государственный каталог музейного фонда РФ? Заинтересованы ли музеи в современной экспертизе своих работ? Об этом разговор с директором Центра художественной экспертизы имени И.Е. Репина Виктором Шпенглером.
Ваш Центр сотрудничает с Московским музеем современного искусства, пополняя базу эталонных работ. Картины Чашника и Гончаровой, авторство которых под вопросом, точно к эталонным отнести нельзя. Но они включены в Госкаталог РФ. Проходили ли они художественную экспертизу?
Виктор Шпенглер: К нам эти картины на исследование не приносили. И думаю, что в лабораторию ММОМА, которая занимается химико-технологическим исследованием живописной поверхности произведений искусств, они также не поступали. Мы как раз с лабораторией ММОМА и работаем. И, на мой взгляд, это сейчас лучшая лаборатория в Москве с современным оборудованием.
Работы, о которых говорит Акинша, не прошли экспертизу, но включены в Госкаталог. Получается, что включение музейной работы в Госкаталог не гарантирует ее подлинность?
Виктор Шпенглер: Вы можете представить, сколько работ в Государственном музейном фонде России?
Так много, что провести экспертизу всех нереально?
Виктор Шпенглер: Конечно. Строго говоря, ни одно собрание не может быть застраховано, скажем так, от неприятных открытий. С другой стороны, современные технологии химико-технологического исследования за последние десять лет очень продвинулись. И я согласен с Константином Акиншей, что пришло время проверить сомнительные работы. Да, все работы проверить невозможно. Но делать экспертизу работ с "темным" неясным провенансом, вызывающих вопросы у специалистов, конечно, имеет смысл.
Но в случае "сюрприза" музей получит работу "неизвестного автора" вместо шедевра знаменитого художника. Какой в этом смысл для музея? К примеру, на выставке "Авангард. Список первый" была работа "Листья", которая считается работой Натальи Гончаровой. Она до 1929 года значилась в Музее живописной культуры (МЖК) Третьяковки как работа неизвестного автора. В 1936-м, уже после расформирования МЖК, ее отправили в Вольский краеведческий музей. Там она обрела авторство Гончаровой и даже на выставке в Третьяковской галерее была представлена как картина Гончаровой. Судя по всему, Вольский краеведческий музей не согласился с атрибуцией.
Виктор Шпенглер: Смысл для музея в том, чтобы работать со своей коллекцией. В конце концов есть разные способы ее презентации. Опыт музея "Ростовский кремль" и Музея Людвига в Кёльне - тому примеры. В противном случае вы получаете работы, которые не можете показать, не вызвав резкой публичной реакции экспертного сообщества.
Но химико-технологическая экспертиза - это деньги. Кто их должен платить?
Виктор Шпенглер: В Европе, например, один рентгеновский снимок картины, по-моему, стоит 2000 евро. А у нас - 1100 рублей. Химико-технологическое исследование в Европе обходится порядка 5000-7000 евро, а у нас - 300 евро. Вероятно, музеи могут получить гранты для таких исследований.
Сталкивались ли вы с ситуациями, когда авторство после экспертизы в Репинском центре ставилось под сомнение?
Виктор Шпенглер: С частными клиентами были такие ситуации. Если учесть, что мы проводим по меньшей мере 20 химико-технологических исследований в месяц, это неудивительно. С музеями - нет, не было. Дело в том, что не музей к нам идет, а мы идем в музей. Мы в музей обращается с просьбой провести анализ эталонных работ, авторство которых бесспорно. Так мы сотрудничали с Омским музеем изобразительных искусств имени М.А. Врубеля. Кстати, работали вместе с лабораторией химико-технологической экспертизы ММОМА. Для двадцати эталонных работ сделаны химические пробы, произведена макросъемка пятидесяти работ. Для тридцати работ сделаны рентгеновские снимки. Результаты исследования получил Омский музей, они есть в базе данных ММОМА и в нашем Центре художественной экспертизы.
Как усовершенствовать систему описания работ в Госкаталоге? Скажем, Акинша упоминает о графе "провенанс", которой нет в нашем Госкаталоге, но которая существует в электронных каталогах зарубежных музеев.
Виктор Шпенглер: Может, этой графы нет в электронном каталоге, но в описях музеев всегда пишется, откуда появилась работа. Если это известно, конечно. Другое дело, что не все произведения имеют четкую достоверную историю бытования. И это для любого музея верно. И нашего, и зарубежного. Скажем, в провенансе картины "Самовар" Малевича, что сейчас в Нью-Йорке, в ММОМА указано, что музей приобрел ее в 1983 году. Картина пришла из коллекции McCrory Corporation, для которой она была куплена в 1977 году. Предыдущие владельцы купили ее на Sotheby"s в Лондоне. При этом указано, что с 1922 года она находилась в Ростовском музее. Как и когда она покинула Ростовский музей, неясно.
Часто ли в результате экспертизы работам возвращается авторство известных художников?
Виктор Шпенглер: Нечасто, но такое бывает. Последней такой историей было подтверждение авторства Архипа Куинджи для картины "Берег моря в лунную ночь". Она была раньше дублирована, то есть перенесена на холст. Но изначально писалась на тонком картоне. Когда проводили раздублирование картины, мы обнаружили пять подписей учредителей Общества Куинджи и номер, который соответствовал номеру в списке работ Куинджи, составленном Обществом.
Мы были приятно удивлены, что открылись дополнительные сведения. Выяснилось также, что картина была написана на обороте литографии "Ночь на Днепре". Видимо, качество литографии художнику не понравилось, а лист он использовал для новой работы. Сейчас наш центр готовит публикацию научной статьи об этой истории.
Эксперты других Центров экспертизы могут воспользоваться вашей базой данных при решении сложных задач?
Виктор Шпенглер: Конечно. Мы должны делиться нашими научными материалами.
А вы сами сотрудничаете, например, с Центром Грабаря?
Виктор Шпенглер: Я вообще за то, чтобы работать со всеми экспертными организациями, когда это необходимо. Тем более что сейчас, по моему ощущению, подделок опять становится больше. Это такой процесс волнообразный.