Кинорежиссер Валерий Тимощенко: На войне, как нигде, надо думать
Он рассказывает в них о победах. О самых поразительных - как вписанных в учебники, так и полузабытых. И часто незнакомых нам по своей человеческой сути - по тому, как проходили они через судьбы людей. Как рана, как утраченная любовь щемит после его кино мысль: мы не договорили. С солдатами той войны. Но даже если бы говорили целыми днями, все бы не узнали. Так безмерен их опыт. Опыт бессмертия на войне.
И при этом с нами еще живет боязнь заболтать эту тему, приклеить святой разговор на язык людям, внутренне настолько ему посторонним, что это сразу слышно всем. Валерий Тимощенко принципиально не посторонний. И потому что прошел военкором пять локальных войн, и потому что 23 года так дружил с морпехом Великой Отечественной, что младший сын думал, что это их родной дед. 9 мая на телеканале "Культура" будут показаны пять его фильмов.
Вы любите японскую пословицу "Сначала победа, потом сражение". То есть если у тебя в душе победы нет, нет смысла и сражаться. И киноцикл называется "Чистая Победа". Для вас принципиально исследование именно победы?
Валерий Тимощенко: Да. Какое-то время назад нам просто готовыми блоками пытались вставить в сознание, что в Великой Отечественной войне мы противника просто завалили трупами и залили кровью. Между тем статистика и серьезные научные исследования показывали, что все далеко не так. В конечном счете прямые боевые потери у нас с гитлеровцами практически равные, а то, что у нас в разы больше погибло мирных жителей, вермахту чести ну точно не добавляет. И если в начале войны мы действительно понесли страшные потери (миллионы бойцов, огромные территории), то потом отдали "должок". Даже уже под Москвой наши потери были сравнимы с немецкими. А уж в сражениях к концу войны мы выигрывали "вчистую". Случалось, у нас потери были в 10 раз меньше, чем у противника. Вот я и стал искать эти "чистые" победы. В цикле "Чистая Победа" вышло 12 фильмов о самых разных эпизодах войны - Сталинград, операция "Багратион", штурм Новороссийска, воздушное сражение над Кубанью, самое большое в истории, битва за Днепр и т.д. И война пока не отпускает меня.
Вы все время говорите в своих фильмах о войне умной, мАстерской, просчитанной, иногда даже не на два, а на три шага вперед. Ум и героизм, ум и мастерство. Как мы оказались умнее врага?
Валерий Тимощенко: Мои фильмы обычно комментируют - такой сценарный ход - боевые офицеры, наши современники, которые могут примерить тот военный опыт на себя. С некоторыми из них я, как военкор, был рядом в тяжелые моменты разных локальных войн. И вот они мне говорили, что нигде и никогда так напряженно не думали, как на войне. Потому что на войне, как нигде, надо думать... Максимально просчитывая до конца не просчитываемое. Великий военный теоретик фон Клаузевиц писал, что война - это область недостоверного. Неизвестность, неразбериха - стихия войны. И кто в этом разобрался, тот уже наполовину победил.
Необходимость "разобраться" остро встала и с самого начала Великой Отечественной. И под эту задачу начали непостижимым образом откуда-то возникать способные люди. Сменять профессиональных революционеров, "голых королей", которые упорно пытались командовать опытными генералами, что, чаще всего, увы, заканчивалось страшными поражениями и огромными, в сотни тысяч, потерями (Ворошилов - Ленинград , Хрущев - Харьков, Мехлис - Крым). Константин Симонов писал об этом в своих записках, про оборону Крыма, например. Про расстрелы ни в чем не повинных боевых генералов, про бессмысленные штыковые атаки, про то, как Мехлис носился на "виллисе", размахивая зачем-то наганом, требуя еще и еще "политбойцов" чуть ли не в каждый взвод. Но война все поставила на места, оказалось, что Божий дар командирский и военное образование лозунгами не заменишь, что бывают в истории моменты, когда бездарность преступна.
В Симонове и Жукове глухая неприязнь к таким "командирам" так и осталась навсегда. Говорят, Жуков - до самого Берлина - упорно вычеркивал политработников из наградных документов. (Конечно, это было далеко не всегда справедливо, были среди них герои из героев. Кто знает, может быть, именно из-за этого, к сожалению, так не стал Героем Советского Союза лейтенант Алексей Берест - блистательный политрук у 23-летнего комбата Степана Неустроева, чей батальон штурмовал Рейхстаг).
Жуков, Рокоссовский, Толбухин, Шапошников, они ведь все - боевые офицеры русской императорской армии, уже повоевавшие с немцами на Первой мировой.
Да и в партизанском движении самые знаменитые командиры, такие как Сидор Ковпак, Батька Минай (Шмырев), Никифор Коляда, гении тайной диверсионной войны, еще до подхода регулярной Красной армии освобождавшие от немцев целые районы, сравнимые по территории с небольшими европейскими странам, уже имели опыт командования партизанскими отрядами во время немецкой оккупации 1918 года, практически все были георгиевскими кавалерами и людьми, способными организовать и себя и других в непредсказуемой тяжелейшей ситуации.
Командир на венском стуле
Как возник этот параллельный командный состав?
Валерий Тимощенко: Я был и снимал по крайней мере на 5 постсоветских локальных войнах, и по опыту знаю, и мои друзья-офицеры это говорят, что на войне ничего нельзя скрыть. Всякая гадость в человеке обязательно выйдет наружу, и хорошее тоже. И бойцы, поверьте, очень быстро понимают, кто есть настоящий командир.
Обычный солдатик - абсолютный психолог, он всем телом чувствует: вот с этим командиром можно выжить и победить, а вот с этим точно погибнешь бесславно и бессмысленно. И люди начинают выдвигать того, с кем выживешь. Любой начальник, засунутый сверху, умеющий только выхватывать наган и кричать "Вперед!", быстро сходит со сцены. Чаще всего добровольно, потому что сам понимает, что побыть командиром, конечно, важно, но лучше остаться в живых.
Мне кажется, что на войне невозможна отрицательная селекция. Наверх выходят только лучшие.
Помню кадр из кинохроники - то ли в Кенигсберге, то ли в Словакии... Бой идет, все куда-то бегут, кругом развалины, выломленная стена, дым, огонь, и в центре стоит венский стул, а на нем сидит командир. И любое его движение, любая команда на лету ловится и выполняется.
В любом боевом подразделении, и сегодняшнем в том числе, вокруг настоящего командира стихийно возникает команда, которая его бережет и прикрывает.
Но в ваших фильмах постоянно звучит мысль, что командиры высокого ранга часто оказывались на самом переднем краю, в самом первом окопе с разведчиками, в реальном бою. И Евгений Савицкий (летчик-ас Великой Отечественной, дважды Герой Советского Союза. - Прим. ред.), и подполковник разведки Поликарп Кузнецов, отец поэта Юрия Кузнецова, погибший в боевой разведке на Сапун-горе...
Валерий Тимощенко: Но они рвались в небо и шли в первые окопы не для тренировки храбрости, а для того, чтобы "все понимать". Савицкому запрещали летать, но он протестовал: если я не буду в бою со своими ассами участвовать, я не смогу разработать спасительную тактику. Молодые, потрясающе талантливые генералы Иван Черняховский, Николай Ватутин, наверное, самые яркие примеры. Они были на самом острие, на передовой. Офицеры-фронтовики, знавшие Черняховского, рассказывали, что во время освобождения Белоруссии, операции "Багратион", он перед каждой операцией, крупным боем собирал командиров, разведчиков и проводил с ними очень напряженный разговор, мозговой штурм по анализу ситуации. Люди после этих совещаний просто падали от усталости и напряжения. Но они почти всегда вчистую переигрывали врага.
Все они понимали, чтобы выиграть у немцев, одной самоотверженности недостаточно, нужны ум, талант, труд, организованность, кураж...
Если русские поймают кураж, то все
В одном вашем фильме солдат-немец говорит: если русские поймают кураж - то все, конец. Что это? Энергия смелости? Вера?
Валерий Тимощенко: Трудно сказать. Наверное, невозможно все время воевать только из чувства долга, на сжатых зубах. "Так что ж, друзья, коль наш черед, да будет сталь крепка, пусть наше сердце не замрет, не задрожит рука". Нам их нелегко понять. "Наше дело не просто правое, но святое". А значит, выжить не самое главное.
Я спросил у капитана Ганса Гро, командира батальона горных стрелков 4-й горной дивизии вермахта, оборонявших Новороссийск, когда мы встречались в Германии, что ему больше всего запомнилось тогда осенью 1943-го.
Он ответил: "Русские действовали настолько слаженно (все рода войск), как я не видел нигде на этой войне... Но при всем при этом Новороссийск в 1943-м, по сути, взяли... 100 человек".
Он имел в виду две группы морпехов-десантников. Ими командовали капитан-лейтенант Василий Ботылев и старший лейтенант Александр Райкунов (оба Герои Советского Союза, офицеры 393-го отдельного Новороссийского батальона морской пехоты. - Прим. ред.), захватившие со своими бойцами Дом им. Сталина (ныне ДК моряков). Отрезанные от своих, они держались несколько дней уже без еды и почти без боеприпасов. Все висело на волоске.
Ботылев, уже даже не шифруясь, передал в прямом эфире: доставьте нам патроны любой ценой, иначе десант захлебнется и мы погибнем и город не освободим. К нему сразу вылетели летчики- штурмовики, друзья, положив в бомбовые люки мешки с патронами и едой. Мастерство их к сентябрю 1943-го было таким, что, пикируя почти вертикально, со второго раза летчик мешком попал прямо в окно здания, и бой загорелся с новой силой.
Немцы все это, конечно, видели, и что-то у них, похоже, оборвалось в душе.
Ганс Гро, прошедший с войной всю Европу, сказал мне тогда: "Когда я увидел, что огонь возобновился, что мы так и не смогли их выбить, как ни пытались, и значит, очень скоро за их спиной высадятся десятки тысяч солдат, стало ясно, что ничего у нас не получится, я просто положу здесь людей. А из моего батальона в 500 человек за несколько дней погибли 200, те, с кем я прошел всю Европу. Чаша боя качалась, и эти сто-двести десантников склонили ее в свою пользу. А у нас не получилось. И ночью я принял решение увести батальон из города, мы ушли только со стрелковым оружием, даже полевые кухни бросили".
А наутро Ботылев ( Герой Советского Союза, капитан 3 ранга, сражался на плацдарме "Малая земля". - Прим. ред.), выслав в город разведку и никого не обнаружив, послал готовившимся к штурму телеграмму: "Немцев в городе нет".
Меня всегда поражало, что в Германии почему-то не было партизанского движения, когда туда вошли наши войска. Моя версия: они приняли нашу Победу. Признали ее. Пройдя Сталинград, Новороссийск, посмотрев, как мы взяли сверхукрепленный Кенигсберг с куда меньшими, чем у них, потерями, они сказали всему происшедшему: да.
Победа только тогда победа, когда ее принимают и победитель, и побежденный. Если побежденные ее не признают, война продолжится. Немцы же не признали свое поражение в Первой мировой. Но во Второй - признали.
Отец, ты был прав
В ваших фильмах немецкие солдаты и офицеры рассказывают, что они переживали по другую сторону фронта.
Валерий Тимощенко: Герои моих картин и солдаты вермахта - Вилли Рэм, Хорст Циммер, Гюнтер Эсбах, горные стрелки. Это особая история, они приехали в Новороссийск лет 30 назад. Я был тогда журналистом и журналистским чутьем понял, что происходит что-то очень важное.
Они шли в Новороссийский детский дом с чемоданом шоколада. А в военный госпиталь, где обычно лечились наши ветераны войны, одноногий Вилли Рэм, потерявший ногу на Малой земле, привез дорогие ( он не очень богатый человек) хирургические инструменты. После 1943 года он сам почти два года пролежал в госпитале.
Поразительно, но они приехали попросить прощения.
Они были баварцы, большей частью католики. Им было примерно по 75, и они были еще очень крепкие. Один из них сказал: мы были здесь в 1943-м и принесли очень много боли, единственное наше оправдание: самому старшему из нас было 20 лет. Но все равно мы виноваты. И мы хотим в какой-то степени разобраться с собой на исходе жизни, перед смертью.
Вилли Рэм рассказывал, что когда он уходил на войну, играли оркестры, звучали речи в духе "Германия превыше всего", но отец, воевавший в Первую мировую, неожиданно сказал: Вилли, вы никогда не выиграете эту войну. Он тогда не понял отца, даже обиделся на него. Но в 1943-м, именно в Новороссийске, Вилли отправил домой письмо, он знал, что письма с фронта проверяет военная цензура, и поэтому написал только одну фразу: "Отец, ты был прав". Представляете. Уже в 43-м он что-то почувствовал, понял.
Воевать они продолжали, следуя долгу. Но победы в душе у них уже не было.
Почему в ваших фильмах главное не цифры и факты, а характеры?
Валерий Тимощенко: Я видел много фильмов о войне с цифрами, фактами и дорогой компьютерной графикой, которые, увы, никого не трогают и забываются на другой день.
В какой-то момент я понял, что настоящая Победа всегда таинственна. Как, собственно, и человеческая жизнь.
Да, можно рассказать сыну о войне в цифрах и фактах, плохо ли... Но важнее, чтобы он деда знал и успел его не дежурно расспросить. Я снимал Георгия Савенкова 20 лет, и до сих пор кажется, что не договорили.
Если время, как говорил один мой киногерой, существует в образах, то история в судьбах. Квант истории - судьба человека. И настоящая драматургия есть только в человеческой судьбе. Весь океан истории в этой капле точно отражен.
Пять документальных фильмов Валерия Тимощенко из цикла "Чистая победа" - "Величайшее воздушное сражение в истории", "Битва за Москву", "Битва за Эльбрус", "Битва за Крым", "Битва за Берлин" - будут показаны 9 мая на телеканале "Культура".