Когда мы постоянно слышим о тяжелом положении нашей науки, низких зарплатах, стремлении молодых ученых делать науку за границей, вы смотритесь почти аномалией. Давайте попробуем разобраться. Почему вы вообще пошли в науку? Ведь многие ваши сверстники устроились в хорошие фирмы, работают не по специальности, зато все у них в шоколаде.
Сергей Макаров: После окончания МИФИ я действительно был одним из немногих из нашей группы, кто решил пойти в науку. Хотя были заманчивые варианты работать в бизнесе. Почему не пошел? Я рос в семье ученых, примерно представлял, что такое жизнь ученого. Понимаете, наука - это особая среда, во всяком случае, здесь достаток не самое главное. Есть другие ценности. Уже одно то, что ты первым обнаружил что-то, чего до тебя никто никогда не знал, дает мало с чем сравнимые чувства. Как говорится, это сильный драйв. Это ни за какие деньги не купишь. Впрочем, каждому свое.
Считается, что молодому ученому надо как можно раньше правильно выбрать свое научное направление, попасть в "золотую жилу", где ожидается бум, куда пойдут хорошие деньги. Почему вы выбрали нанофотонику, о которой и сейчас мало слышно?
Сергей Макаров: Когда учился в Дальневосточном государственном техническом университете, там появилась новая специальность, связанная с фотоникой. Мои родители посоветовали выбрать ее. Причины две. Тогда начиналось бурное развитие волоконного интернета и телекоммуникаций. А главное, что это направление в вузе создавали одни из самых сильных на тот момент в городе физики. Они в свое время также окончили МИФИ и вернулись из Москвы во Владивосток. Эти аргументы стали для меня решающими, так и пришел в фотонику.
Молодой ученый как минимум дважды стоит перед выбором: остаться в России или поехать за границу. Первый раз, когда решает, в какую аспирантуру поступать, второй - где работать после защиты диссертации. Многие говорят, что здесь хорошо, но науку по многим причинам лучше делать за границей. И по опросам более 60 процентов молодых ученых хотели бы уехать и там заниматься наукой.
Сергей Макаров: Согласен, что в среднем так и есть, но в каждом конкретном случае есть своя специфика. Я выбирал между знаменитым ФИАНом и аналогичными лабораториями за границей, в частности в США, Великобритании. Пошел в ФИАН, где работали большинство наших Нобелевских лауреатов. И хотя те времена уже в прошлом, многое изменилось, но я знал, что в институте было вполне современное оборудование, хорошие гранты и, что очень важно, остались научные школы мирового уровня. Есть у кого учиться.
А второй раз думал о работе за границей уже после защиты диссертации. Например, был вариант работать в Венском техническом университете. Там я был на стажировке, и научный руководитель предлагал остаться на хорошей позиции. Но в это же время в ИТМО появилась программа "5-100" по выводу пять наших вузов на мировой уровень. Предлагаемые там условия и уровень исследований были ничем не хуже, чем в Вене. Я выбрал ИТМО.
И здесь вы уже в 29 лет возглавили лабораторию. Тогда подобное было практически нереально. Почти фантастика.
Сергей Макаров: Здесь решающую роль сыграл мегагрант, который мы выиграли с профессором из Техасского университета Анваром Захидовым. Была создана новая лаборатория, которую я возглавил.
Но почему вы? А не авторитетный седовласый научный аксакал? Что такое вы сделали в науке, чтобы предпочли молодость?
Сергей Макаров: Наверное, 29 лет может показаться маловато, но к этому времени я опубликовал приличное число статей в престижных журналах, они неплохо цитировались. Эти "тактико-тактические характеристики" соответствовали в среднем российскому заведующему лабораторией гораздо большего возраста. Кроме того, я уже собрал команду из студентов и аспирантов, а также выигрывал гранты РНФ и РФФИ. Так что опыт работы по грантам и руководства коллективом у меня уже был.
А кто пригласил этого профессора из Техаса?
Сергей Макаров: Он был у нас в университете на семинаре, где мы и познакомились. В 2016 году я поехал в США, искал, кого можно заинтересовать совместной подачей "мегагранта" для создания новой лаборатории. Вообще не так просто уговорить успешного американского профессора куда-то поехать, тратить свое время в течение нескольких лет. И брать на себя большую ответственность, по сути, ставить на кон свое имя. А тут вам предлагает сотрудничество какой-то 29-летний молодой человек. Но с профессором Захидовым мы сразу нашли взаимопонимание, за что я ему очень благодарен. В итоге такого турне мы выиграли мегагрант и создали новую лабораторию.
Какая цель ставилась и какие результаты уже достигнуты?
Сергей Макаров: Мы работаем в области нанофотоники, которая идет на смену всемогущей электронике или дополняет ее. Говоря попросту, для некоторых применений свет может заменить электроны. Например, передача и обработка информации светом происходит намного быстрей. Размер таких элементов и устройств, которые мы разрабатываем, составляет нанометры.
Совсем недавно в мире начался бум нанофотоники, и мы в эту гонку включились. В ИТМО создана новая лаборатория, где мы соединили две тематики: новые тренды в науках о материалах, в частности перовскиты, и нанофотонику. Казалось бы, это совсем разные области, где работают люди с абсолютно разными компетенциями, но у нас в лаборатории и на физико-техническом мегафакультете такие ученые научились находить общий язык, разрабатывать междисциплинарные проекты. Подобного сочетания научных компетенций я нигде встречал.
Мы разрабатываем новые технологии на основе галогенидных перовскитов, в том числе солнечные элементы с высоким КПД. Кроме того, создаются принципиально новые системы, которые могут применяться в самых разных сферах - вычислительной технике, лазерах, медицине и т.д. Сейчас эти фундаментальные разработки готовимся реализовать в стартапах. К ним большой интерес у индустриальных партнеров.
Хочу задать крамольный вопрос. Россия единственная из развитых стран, где число ученых падает, по вложениям на одного исследователя мы на 27-м месте, доля науки в ВВП около 1 процента, у лидеров 2-3 и даже 4 процента. Нашу промышленность наука не интересует, на разработки нет спроса. Зарплатами ученых уже вынужден заниматься президент страны. Словом, картина безрадостная. В то же время мы постоянно слышим, что надо поднимать престиж ученого, увлекать молодежь в науку. А может, не надо в такой ситуации агитировать молодых ребят? Тем более что они сегодня могут преуспеть в жизни с гораздо меньшими усилиями?
Сергей Макаров: Согласен, что 1 процент - удручающая цифра, непонятно, как нам соперничать с ведущими странами. Но надо смотреть детали. У нас есть грантовая система, скажем, по конкурсам РНФ можно выиграть очень приличные деньги, до 30 миллионов рублей, вполне сопоставимые с тем, что имеет ученый за границей. И что очень важно - если подадите хорошую заявку, с высокой вероятностью вы грант выиграете. Могу это утверждать, так как знаю много таких примеров . То есть ничто на запрещает увеличивать бюджет лаборатории до бесконечности, были бы идеи. И, конечно, надо искать коллаборации с зарубежными учеными. Такие связи позволяют намного эффективней вести исследования на самом передовом уровне.
Вообще выскажу для многих, может быть, парадоксальную мысль: считаю, что для того, кто много и активно работает, в России ситуация может быть и более благоприятной, чем за границей. Почему? Здесь конкуренция пока не такая острая, как за рубежом. Вообще надо ясно понимать, за чем ты идешь, понимать все плюсы и минусы. Понимать, что успех, признание - там редкие исключения. Конечно, вам могут сразу предложить позицию с неплохим окладом, но она в большинстве случаев временная - на несколько лет. Что будет дальше, продлят ли контракт - неизвестно. Это зависит не только от вашей работы, а от многих причин. То есть ваша ситуация нестабильна. А чтобы стать профессором на постоянной позиции, надо выдержать серьезнейшую конкуренцию. У нас пока даже близко нет ничего подобного, хотя открытых конкурсов на интересные научные позиции в России становится все больше.
Словом, если сравнивать нашего ученого, который здесь выигрывает хорошие гранты, работает в международных коллаборациях, и его коллегу за рубежом, то, скорей всего, у россиянина условия для самореализации лучше. Хотя по некоторым организационным вопросам ситуация в российской науке остается критической.
Словом, надо, как та лягушка, стучать лапками. У кого есть идеи, кто готов, как говорил академик Фортов, работать семь дней в неделю и 24 часа в сутки, есть все шансы стать успешным. Но у нас многие ученые продолжают жить в СССР, не участвуют в борьбе за гранты.
Сергей Макаров: К сожалению, вы правы. Более того, многие ученые, сделавшие хорошие работы, ждут, что к ним придет бизнес и сам выделит миллионы на внедрение их разработки. Так не бывает. Надо идти в "люди", учиться разговаривать с директорами компаний, убеждать и доказывать, что твое открытие применимо в технологиях. Это очень непросто, но так сегодня жизнь устроена. Тогда к одному проценту на науку из ВВП прибавится еще один из индустрии. И мы выйдем на уровень стран, где бизнес вкладывает в науку не 25 процентов, как у нас, а более половины.
Какой средний возраст в вашей лаборатории?
Сергей Макаров: Примерно 27 лет.
По научным меркам, почти пионерский лагерь. А где же мэтры, лидеры научных школ, седовласые академики? Опять аномалия?
Сергей Макаров: У нас в вузе наметилась интересная тенденция: лаборатории под руководством молодых заведующих сотрудничают с нашими мэтрами, которые работают за границей. Теми, кто уехал в самые кризисные для нашей науки годы. Такие коллаборации позволяют нам использовать последние достижения мировой науки. Помимо профессора Анвара Захидова мы активно сотрудничаем, например, с Юрием Кившарем, который работает в Австралии. Также мы тесно связаны с профессорами из Гонконга, Турции и Италии. Кстати, мы помогаем нашим молодым выпускникам найти хорошее место для работы в России или за границей. Недавно отправили одного в Сингапур, другого - к профессору в Германию.
Где логика? Тратили на них время, обучали и сами же отправляете?
Сергей Макаров: Моя позиция такая: хочешь - оставайся, хочешь уехать, я помогу. Тут важно, чтобы уехавшие напитывались новыми знаниями, создавали с нами новые коллаборации. Оставались в нашей команде. Все это работает на развитие науки.
Знаю, что у вас два хобби. Вы мастер спорта по шахматам, а еще увлекаетесь рашболом.Что это такое?
Сергей Макаров: Рашбол, "быстрый футбол", придумал мой отец, когда зрелищность футбола существенно упала, защита стала доминировать над атакой, для победы достаточно забить один гол и затем всю игру отсиживаться в глухой обороне. Новые правила позволили сделать игру более зрелищной, она популярна в Приморье, есть даже лига рашбола. Я сам активно играл ранее, но получил серьезную травму. Теперь, увы, могу только судить матчи.