Швыдкой: Антонова превратила Пушкинский музей в центр мировой культуры
И принадлежит оно не ей, а ее мужу, Евсею Иосифовичу Ротенбергу, выдающемуся искусствоведу, которого сама Ирина Александровна называла своим "вторым университетом". Однажды, отвечая на вопрос студента-первокурсника, что нужно читать будущему искусствоведу, он ответил парадоксом: "Старайтесь ничего не читать. Самое главное - смотреть и стараться увидеть". Именно так складываются отношения с любым искусством - смотреть, слушать, воспринимать. Сердечное волнение пробуждает фантазию и сопереживание.
Книга Ирины Антоновой и об Ирине Антоновой, с удивительной скоростью выпущенная издательством АСТ, всего через полгода после смерти автора, что предопределило ее достоинства и недостатки, - своего рода набросок будущих монографий о волевой и талантливой женщине, изменившей судьбу ГМИИ им. А.С. Пушкина. Эта тема, на мой взгляд, в книге недостаточно проявленная, требует особого осмысления. И.А. Антонова сумела превратить музей, прямо скажем, с не самой великой коллекцией в признанный центр мировой культуры. При всех жестких регламентах советской жизни, тотальной идеологической цензуре Дом на Волхонке стал прибежищем свободной интеллектуальной и художественной жизни.
Понятно, что свободным по советским меркам. Но если тебе посчастливилось попасть на "Випперовские чтения", где нередко вступали в спор самые глубокие отечественные искусствоведы и историки, то казалось, что на время их выступлений расширялись границы возможного. Борис Робертович Виппер был любимым учителем многих поколений искусствоведов. Ирина Антонова была одной из лучших и верных его учениц. И в память о нем создала интеллектуальную площадку мирового класса.
Особой главы, безусловно, потребуют "Декабрьские вечера", созданные творческим союзом Ирины Антоновой и Святослава Рихтера. ГМИИ им. А.С. Пушкина стал не просто еще одной концертной площадкой, конкурирующей с Большим залом Московской консерватории или Залом Чайковского, - музыка и слово в музее завораживало синтезом искусств. На эти концерты в советское время стремилась попасть вся московская интеллигенция, на них приезжали из других городов и стран. Ирина Антонова понимала, что музей - это не хранилище древностей, но живой центр духовной жизни. Музей должен поражать событийной наполненностью, провоцировать неординарную художественную мысль.
И в этом смысле она опережала время. Все это требовало византийского мастерства в отношениях с властью. Но дело не только в ее дипломатических талантах. Ирина Александровна была советским человеком во всем многообразии этого понятия. Она была человеком советской эпохи, которая сформировала многие принципы ее поведения. Властная и категоричная как многие директора музеев, она умела быть легкомысленной и обаятельной в личном общении. С ней было трудно враждовать и замечательно дружить. Мы, к примеру, не совпадали во взглядах на судьбы так называемого трофейного искусства, но это не мешало нам уважать друг друга. Мне всегда казалось, что одной из психологических травм ее молодости было возвращение шедевров Дрезденской галереи в "первое на немецкой земле государство рабочих и крестьян", случившееся в середине 50-х годов прошлого века.
Именно поэтому не стал бы осуждать Ирину Александровну за ее желание воссоединить разрозненные части двух великих московских коллекций Щукина и Морозова. В глубине души, уверен, она понимала ее неосуществимость, но эта мечта помогала ей жить в то время, когда она уступила место директора музея Марине Лошак, ревниво наблюдая за деятельностью своей талантливой и яркой преемницы.
Она была человеком не просто сложной, но во многом трагической личной судьбы. "Господи, за что ты меня так наказал?" - эти пронзительные слова Ирины Александровны, произнесенные ею в ответ на вопрос В. Познера: "Чтобы вы сказали, представ перед Богом?", открывали бесконечное напряжение ее внутренней жизни. Она не просто умело скрывала его, но, как кажется, защищала, спасала себя постоянным общением с искусством. И не только в Доме на Волхонке, - не было ни одной концертной или театральной премьеры, которую она могла пропустить. Ей нужно было заглушить боль, скрытую от посторонних...
Буду честен, вовсе не собирался писать об Ирине Антоновой и ее книге, которую случайно купил в прошедшее воскресенье. На минувшей неделе было немало сюжетов, которые требуют актуального газетного отклика. Одно заявление президента Российской Академии наук А.М. Сергеева о том, что уровень школьного образования в стране падает из-за отсутствия государственной идеологии, дорогого стоит. Как говорится, есть о чем поспорить. Удивительно только, как история ничему не учит. И как не хотят у нее учиться. Впрочем, продолжал эту избитую мысль В.О. Ключевский, история строго наказывает за ее незнание.
Но порой просто необходимо, чтобы глубже прояснить современные проблемы, отвлечься от остроты текущего момента и обратиться к судьбам великих людей, с которыми мы жили рядом. Они открывают ту высокую драму индивидуального бытия, которая на самом деле закончится только вместе с человеческим родом. Трагическую способность жить в меняющихся предлагаемых обстоятельствах, сохраняя чувство собственного достоинства и способность различать добро и зло.