Вклад владыки Илариона в культуру - лучший ответ на возмущенный вопрос еще не отряхнувшей антиклерикальность части общества: зачем церковь лезет в искусство? В его случае на это вопрос можно ответить: в силу таланта. Достаточно вспомнить его "Страсти по Матфею", высокую музыкальную волну тревоги и покоя одновременно, рассказывающую о самом главном, что произошло на земле. А после фильма Павла Лунгина "Дирижер", "Страсти…" похоже вошли в узнаваемую музыку времени.
Говорит же и пишет он так, что ты понимаешь абсолютную прицельность его слова. Никогда не отвлекаясь, не делая лирических отступлений, всегда выбирая прямой (но не примитивный) путь высказывания. Открывая его книгу даже с некоторым возмущением по поводу замысла, ты через три страницы неожиданно становишься пленником плотного содержания рассказа.
С высокой долей вероятности в митрополите Иларионе можно предположить то, что он человек системы, у которого все разложено по полочкам, не занудный, но абсолютный дока. Потому что иначе как же можно столько написать, сказать, исполнить, провести - книг, ораторий, телепередач. Да еще унаследовав по должности предыдущую работу патриарха Кирилла, требующую запредельных трудов, воли и дипломатической сдержанности.
Митрополит Иларион - это всем видно - человек очень сдержанный. Даже посреди концертных оваций и букетов он не переключит внутреннюю эмоциональную скорость - на большую улыбку, большую открытость и естественность. В Болгарии на его концерт в Софийскую оперу пришел патриарх, человек очень музыкально одаренный, а он все с той же фирменной сдержанной улыбкой шел к нему сквозь строй поздравляющей его публики.
Мне долго было интересно найти ключ к его сдержанности, как будто что-то собственно человеческое скрывающей. Иногда, кажется, боль. Иногда, кажется, гордость или раздражение (это я "свое" проецирую на его внутренний мир). Иногда, думаешь, что усталость, потому что куда же ей деваться при его количестве дел. Иногда думаешь, что, как и патриарх, он немного петербургский человек, и это исключает из его поведения помпу, игру и рисовку. Иногда думаешь, что это интеллигентское происхождение, хорошее воспитание. Но его мать, замечательная писательница Валерия Алфеева, повесть "Джвари" которой я прочитала раньше, чем познакомилась с владыкой, в текстах своих тонко-открытая, а владыка - по рисунку поведения - человек скорее закрытый. И точно не из творческой среды с ее вольным стилем.
Иногда говоришь себе: да перестань, он просто монах. Это монашеская, священническая черта, некий "скафандр" священнослужителя. Монахи же - по правилам - не пляшут на свадьбах, священники не шлепают детей. И вот он так же идет по земле, не теряя из поля зрения некую только ему видимую черту.
Иногда кажется, что сдержанность лишает его того качества, что очень ценится в нашей (в том числе и православной) культуре поведения - простоты. Но достаточно оказаться на интервью у него, и сразу понимаешь, сколько тут молитвы, и чувствуешь свое право на личный тон и незапланированный вопрос. Например, "А какое из Евангелий вам ближе всего?"
Говорят, что человека правильнее всего "считывать" по его окружению. И люди, работающие "вокруг" владыки, действительно могут много рассказать о нем как раз не словами, а собственным поведением. Я очень люблю окружение владыки, по стилю не всегда похожее на него самого, но в чем-то его раскрывающее. Заместитель владыки в ОВЦС отец Николай Балашов, глубине знаний которого могут завидовать академические ученые, замечательный молодой священник, отец Илья Косых, умной здравости, демократичности, человеческой адекватности, отзывчивости которого может позавидовать лучшая светская публика, один из первых церковных журналистов Дмитрий Власов с его интеллигентностью, знаниями, солидарностью, дружественностью и опять же демократичностью, отец Стефан Игумнов, современности и свободе которого можно удивляться. Но в окружении владыки, где обычно никогда не производятся глупости, есть одна несомненно общая с владыкой черта - необыкновенная трудоспособность. Кажется, никто там не может заныть и пожаловаться, и даже после операции из больничной палаты тебе ответят на звонок. А если твое журналистское сознание захватит нечто интриганско-мнительное, обезоруживающе воскликнут "Да вы что?!".
С владыкой Иларионом интересно даже не соглашаться, например, с проповедью о Достоевском, слишком вытягивающей мораль из судьбы или с пассажами на международные и межкультурные темы, иногда ради уроков сужающими горизонт видения. Но решиться на замечания бывает трудно, потому что настоящее право на них ты получаешь, также много сделав. А сделать также много, как владыка, мало кто может. Из Евангелий же ему ближе всего "Евангелие от Иоанна"
Я давно задумал книгу об Иисусе Христе, и эта задумка вылилась в шесть томов под общим названием "Иисус Христос. Жизнь и учение". Я писал эти книги несколько лет, прежде всего для себя, для того, чтобы глубже понять образ Иисуса Христа и то, как он раскрывается через Евангелие. На каждый из шести томов мне приходилось прочитывать не менее 200 книг. Я освоил новую для себя научную область: если раньше я занимался в основном патристикой (учением святых отцов), то теперь всерьез стал заниматься новозаветными исследованиями.
Шеститомник вышел десятитысячным тиражом и довольно быстро разошелся. Сейчас издается следующий. Но некоторые люди, получив от меня в подарок первый том и потратив на его чтение год, обнаружили, что он кончается выходом Христа на проповедь. И сказали мне: сколько же нам нужно читать, чтобы до конца-то дойти?
А во время беседы с Вячеславом Алексеевичем Никоновым, бывшим у меня в гостях в Общецерковной аспирантуре, у нас вдруг возникла идея подготовить книгу об Иисусе Христе для серии "ЖЗЛ". В этой серии уже опубликованы биографии и Магомета, и Конфуция, и Будды как основателей религиозных и философских традиций. А книги об Иисусе Христе не было.
И я сразу подумал, что это шанс сократить шеститомник до одного тома и опубликовать его в этой серии.