В Воронеже увидели спектакль-мираж по сценарию Шпаликова
"Причал" был первой крупной работой знаменитого сценариста Геннадия Шпаликова. Ленты, созданные при его участии ("Я шагаю по Москве, "Застава Ильича"), сегодня воспринимаются как символы "оттепели". В сюжетах Шпаликова нет больших событий, острых конфликтов. Герои плывут в потоке мимолетных впечатлений, и сами эти впечатления создают особую атмосферу приподнятости, предощущения счастья.
Многие задумки сценариста остались на бумаге. Так случилось и с "Причалом". В 1960 году подающий надежды студент ВГИКа Владимир Китайский уже получил добро на съемки короткометражки на "Мосфильме". Музыку должен был писать Микаэл Таривердиев. Главную роль прочили Светлане Светличной. Но дело застопорилось, у руководства студии возникли нарекания к кандидатуре артистки, да и к самому сценарию (ему, дескать, не хватало "одухотворения единой мыслью"). Проект заморозили на несколько месяцев, дотянули до осени, когда снимать "летнюю" натуру было бы невозможно. Очень талантливый и очень ранимый Китайский повесился. Спустя 14 лет повесился Шпаликов.
Эту грустную историю Данил Чащин продолжил светлым спектаклем о несбывшемся, о "растерянном и неуклюжем счастье". Выбрал простую, как бы безыскусную форму, что-то вроде лектория в библиотеке. Среди полок с пленками, коробками, папками, копиями мосфильмовских актов артисты в будничных костюмах повествуют о нескладной судьбе "Причала" (увязая в канцеляризмах типа "контекст прерванного потенциала"). А потом проигрывают сам сценарий - штрихами, скупыми жестами, интонацией. Пожалуй, интонация и музыка здесь главные. Остальное зритель воображает сам (с помощью артиста-многостаночника Антона Шурцова): по реке плывет баржа с лошадьми, по Москве едет огромный самолет, большая лохматая собака направляет домой заплутавшую "Волгу"…
Девочка Катя приплывает в Москву с баржей, которую ведет ее жених-шкипер. Катя (Арина Постникова) этакий беспечный мотылек, шкипер (Андрей Савостьянов) - тяжеловесный "речной волк" с неудачным браком за плечами. Они ссорятся, шкипер отправляется в город повидать сына, Катя - не зная об этом - бежит на поиски, проживает в пустой ночной столице маленькую невероятную жизнь, на рассвете успевает вернуться и догнать свою отчалившую баржу благодаря случайному велосипедисту. Хотя, возможно, спешить в прежнюю жизнь девочке вовсе не стоило.
Мир спектакля зыбкий и манящий, как рябь на воде. В него тянет окунуться, но для этого зритель тоже, пожалуй, должен сыграть в наивность. Ведь между кино, снятым или неснятым в эпоху "новой волны" (неважно, в какой стране), и его театральным миражом 60 лет спустя неизбежно возникает зазор. Ведь театр - это, в отличие от старого доброго фильма, "здесь и сейчас". Юмор ситуаций остается юмором, но вызывает не улыбку, а ее тень. Легкость, с которой герои пускаются в милые авантюры, трогает сердце - но разум подает сигналы об опасности.
И все же до открытого столкновения (ни в спектакле, ни в сознании зрителя) дело не доходит. Шпаликов, а вслед за ним и Чащин, замирают в полушаге от конфликта, в прекрасном мгновении между прошлым и будущим. На экране плещет волна, переливается под солнцем: "Конец".
- Драматургии здесь как бы нет - зарисовки… Для Шекспира событие - это убийство, а для Шпаликова это может быть капля дождя. Что впереди, неизвестно, и событие - это то, что не случилось, - отметил Данил Чащин. - Ну, с Алешей, которого отец ночью оставил спящим на скамейке, наверное, ничего страшного не случится. Травма будет, но найдется милиционер, отведет домой, новый адрес-то мальчик знает (оставленные дети - у Шпаликова, кстати, повторяющийся мотив…). А что станет с Катей, непонятно. А с летчиком-инвалидом, с солдатами ("пока служили три года, все хорошие девушки повыходили замуж"), с дрессировщиком, который убил государственного льва? Может, сегодня последний день, когда все они могут вот так гулять по ночной Москве.