В прошлом году именно Канны - по общему мнению, главный и лучший фестиваль Европы - стали жертвой ковида. Февральский Берлинале прошел в раскатах надвигающейся грозы - но в обычном формате, разве только расставив там и сям еще никому не понятные санитайзеры. Венеция в сентябре тоже состоялась, хотя и в сильно урезанном виде. В комбинированном варианте - наполовину всерьез наполовину виртуально - прошли киносмотрины в канадском Торонто и в Сан-Себастьяне, что в Стране Басков.
А майские Канны-2020 не уцелели. Они попали в самый эпицентр разгоравшейся пандемии и были отменены. Потом, уже в летнюю жару, попытались показать без конкурса десяток картин нескольким сотням зрителей, случайно оказавшихся на пустой Круазетт - но и сами, конечно, не считали этот показ фестивалем.
Прошел год, и теперь дирекция шла в атаку на обстоятельства упрямо и напролом. Твердо заявила, что фест состоится. Правда, не нежном мае, а в знойном июле, но - состоится.
В это мало кто верил. Даже пророчили перенос фестиваля на осень. Но дирекция стояла на своем. Уже в мае журналисты получили официальное извещение о том, где и когда могут забрать заветные бейджики. А вскоре и ваш корреспондент получил традиционное приглашение за подписями президента кинофорума и его генерального делегата быть гостем 74-го фестиваля. Приглашение сопровождалось ваучером на отель - все тот же, который каждый год варил нам восхитительный кофе.
Все это выглядело таким привычным и безоблачным, словно ничего особенного с человечеством не происходило. И я рассказываю об этом только для того, чтобы мы поняли: наше настроение в этой беспрецедентной битве с невидимым врагом зависит только от нас, от нашей способности вести себя так, словно в мире - ласковый мир. От нашего оптимизма и дисциплины: бдительность и еще раз бдительность.
Хотя Франция привилась в массовом порядке и потому быстро оправилась от шоков, хотя после строгих локлаунов открылись кафе и кинотеатры, хотя стали приоткрываться границы, но ситуация в мире отслеживается очень внимательно. Участники и гости из большинства стран Европы прибудут в Канны как обычно; из "оранжевой зоны", куда до недавнего времени входила Россия, должны были пройти обязательный недельный карантин. Но за три дня до вылета ситуация круто изменилась - число зараженных в России бьет собственные рекорды, и нас из оранжевой тревожной зоны перевели в красную, бедственную… Но кто ж такое мог предвидеть?
И вот за неделю до начала фестиваля я в Каннах сижу на карантине. Приключенческий фильм, снятый самой жизнью, начинается. Его первую серию я назову "Карантинный дневник".
Не веря сам себе, лечу на возрождающийся после прошлогодней травмы Каннский фестиваль. Не верить есть основания: последние дни перед отлетом тоже оказались экстремальными. По новым санитарным требованиям карантин для прибывших из красной зоны продлевался до десяти дней, и дополнительные три дня придется откусить от фестивальных просмотров. А к десятку требуемых для пересечения границы документам добавился еще один - разрешение на въезд в страну, выданное Министерством внутренних дел Франции.
Эта новая бумага сделала ситуацию перед отлетом почти безнадежной. Наступали выходные дни, когда Посольство не работает, а сумеет ли оно выпустить нужную бумагу в первый рабочий день - большой вопрос. Вылет во вторник утром оказался под угрозой. Перенести полет на следующий день невозможно: самолеты в Ниццу летают теперь дважды в неделю. Оттягивать полет дальше не имеет смысла: там и фестиваль закончится. Принимаем решение в любом случае пробиваться на рейс - полагаясь на русский авось и бесшабашный авантюризм французского Фанфана-Тюльпана.
Понедельник прошел в напряженном ожидании вожделенной бумаги. Надежды быстро таяли: Посольство завершало трудовой день, а пропуска все не было, и ближе к вечеру пресс-служба посольства посоветовала перенести полет, хотя и понимала, что это бессмысленно. Оставались авось и Фанфан.
И вдруг уже поздно вечером потрясенная сотрудница посольской пресс-службы Нина сообщила, что документ выпущен, и она сейчас его пришлет. Было ощущение, что у несостоявшегося Фанфана отняли его лучшую авантюру. Но я искренне благодарен замечательным коллегам из посольской пресс-службы Нине и Маргарите за неформальное участие в экстремальной ситуации, за сочувствие и желание помочь.
Итак, семь утра. Шереметьево переполнено: изголодавшиеся по движухе люди спешат разлететься куда пустят. В объявлениях звучат сладкие слова Амстердам, Мюнхен, Ницца.
Мой путь в Ниццу - ближайший аэропорт к столице мирового кино Каннам. Самолет заполнен до отказа, полет нормальный, за окном барашки. Принесли баранину и вино - Аэрофлот явно радовался возобновлению полетов и был на высоте. Через три часа попросили сменить маски, и тем, у кого не было запасных, раздали новые. Понятно, что запасных не оказалось ни у кого.
В Ницце к самолету подали автобус, и всех пассажиров увезли в пустой терминал, где мы прошли паспортный контроль и выстроились в огромную очередь к первому пункту долгой процедуры экстремального въезда в прекрасную Францию. Пунктов было четыре. На первом мы заполнили анкету, где нужно было сообщить свой телефон и адрес, где решили проходить карантин. На втором все старательно ввели в компьютер и выдали квиточек на прохождение ПЦР-теста (запасенными справками о тестах, которые мы прошли в Москве, сертификатами о прививке "Спутником" и анкетами, заполненными в самолете, никто не заинтересовался - тут свои нормы и требования). На третьем пункте с шутками и прибаутками взяли тест на ПЦР - не так нежно и ласково, как у нас, а проткнув шпагой носовой проход практически до затылка. На четвертом милейшая женщина-офицер на прекрасном франко-английском наречии объяснила, что каждому из нас придется безвылазно сидеть в отеле, выходя в город только два часа в сутки, и именно с 10 до 12-ти. Можно даже посидеть в кафе - но именно с 10 до 12-ти. В этом был некий садизм: ну кто станет обедать сразу после завтрака?
Как все пойдет дальше - об этом в следующем дневнике.