Сличенко и родился фактически в таборе, мальчишкой видел гибель своего отца, расстрелянного фашистами за принадлежность к столь же "неполноценной" нации, как евреи и славяне. Став круглым сиротой, рос в "цыганском колхозе" под Воронежом. Добрые люди, услышав его пение, рассказали ему про единственный в стране цыганский театр "Ромен", созданный еще Луначарским и руководимый Яншиным - тоже ведь понимали уникальность цыганской жизненной мелодии, высекавшей слезы у Феди Протасова, героя "Живого трупа". Туда пришел молодой Сличенко и прошел там путь от монтировщика декораций до худрука и народного артиста СССР.
А что он такого сделал для цыганского искусства? Да просто сделал его всесоюзно видимым. И сразу - всенародно любимым. Показал всем нелюбопытным, как близки русский романс и цыганский надрывный мелос. До него многие пытались - и получали официальные шишки за "салонность", "упадничество" и "мелкотемье". Но Сличенко был на сцене так неотразим, его голос проникал в душу так глубоко, его мужская стать так сражала женщин в зале, и он был так талантлив в каждом проявлении, что он мгновенно стал любимцем миллионов. И фактически вернул цыганское искусство, многократно высмеянное, спародированное и оболганное, в массовый обиход. Трудно стало найти дом, где не звучали бы его "Милая, ты услышь меня…", "Гитара семиструнная", "Я люблю тебя, Россия…", "Ехали цыгане", и, конечно, "Очи черные" - визитная карточка России в большом мире. То, что в других устах звучало бы выспренне или пафосно, у него изливалось прямо из души - и эта душа была полна любви к прекрасному миру вокруг. В зале не было скептиков: никто не мог усомниться, что это не сыгранное, все чувствовали, что это - настоящее.
С его актерским даром, с его счастливой внешностью Сличенко должны были снимать в кино - но снимали или в роли очередного дежурного цыгана или в эпизодах. А вот на ТВ он был королем, без его пения не проходил ни один "Голубой огонек", ни одно шоу, где нужен был праздник. Его стали звать на правительственные концерты, да и театр "Ромен", где в труппе было много прекрасных мастеров, под его крылом тоже стал открываться миру и объездил с гастролями много стран от США до Японии. Сличенко в нем ставил спектакли, играл в спектаклях, среди его любимых ролей - все тот же Федя Протасов, среди пьес, которые мечтал поставить, - "Отелло".
Он накрепко связал искусство своего народа с национальным искусством России и мире, сделал их неотрывными друг от друга. Услышал и развил проникновенные мелодии, заложенные русскими классиками и сделал их вновь слышимыми. И влюбив в себя страну, сумел снова влюбить ее в искусство русских цыган - как это было во времена Толстого.
Сказать, что это искусство без него осиротело - не сказать ничего. Цыганской культуре сейчас еще хуже, чем русской: для нее еще меньше места в эфирах, на сценах и концертных подмостках. Ее сад, бережно возделываемый гениями начиная от Станиславского, Москвина и Качалова и заканчивая Николаем Сличенко, уже почти вырублен; театру "Ромен", гастроли которого от безденежья давно прекратились, сейчас будет еще труднее выстоять под ударами судьбы. А когда народятся новый Пушкин и новый Толстой, и заплачет ли новый Протасов над романсами давно ушедших дней, сказать невозможно даже оптимисту.
Эпоха ушла. Простимся с ней и скажем спасибо.
P.S. Прощание с Николаем Сличенко прошло в театре "Ромэн". Народного артиста похоронили наТроекуровском кладбище в Москве.
Какой он, цыганский народ?
Николай Сличенко: Сто голов - сто умов. Но для меня это мирный народ, любящий свои семьи и своих детей. Знаете, цыгане в основном однолюбы. Когда говорят о страстях, буйстве - это все сказки. У каждого народа свой темперамент, но это не значит, что обязательно должно быть буйство страстей, а то получается какой-то сумасшедший дом. Цыгане - нормальные люди со своим темпераментом.
Подготовила Наталья Лебедева