В камерных залах Галереи искусства стран Европы и Америки XIX-XX веков встретились редчайшие альбомные рисунки Надежды Удальцовой времен учебы в Париже, бронзовая скульптура вальсирующих влюбленных Камиллы Клодель, акварельный портрет Эйзенштейна, нарисованный Кики и вошедший в ее книгу воспоминаний (с предисловием - на минутку! - Хемингуэя) и послевоенные рисунки Доры Маар, впервые увидевшие свет на посмертной распродаже ее наследия…
Но не только огромный пласт нового материала из французских и российских музеев и частных собраний делает эту выставку ярким событием. Успех художниц, которые обязаны своим образованием, становлением, карьере Монпарнасу, на выставке напрямую связывается с развитием частных академий живописи и скульптуры, галерей современного искусства, созданием художественных мастерских, процветанием индустрии моды и мира мегаполиса. Иначе говоря, в отличие от знаменитого проекта "Амазонки авангарда", в фокусе внимания нынешней выставки не только творчество легендарных художниц первой половины ХХ века, но и социальный контекст, атмосфера свободы, способствующие расцвету ярких индивидуальностей, успешной карьере художниц.
Впрочем, речь не только о том, что Париж дал художницам новые возможности, но и о вкладе, который художницы внесли в развитие художественной жизни Парижа. Собственно, этот вклад был очевиден уже в 1937 году, когда в столице Франции открылась большая выставка "Художницы Европы". К тому времени и картины Жаклин Марваль (их приметил еще Амбруаз Воллар одновременно с работами Пикассо), и полотна американки Ромен Брукс, в которых символизм и декоративность напоминали прерафаэлитов, но с сильной меланхолической нотой, и изломанная пластика светских красавиц на портретах кисти Тамары Лемпицкой пользовались огромным успехом. Доказывать, что "женское искусство" значимо, было все равно, что ломиться в открытую дверь. Причем распахнутую лет так пятьдесят назад.
Первый Салон женщин скульпторов и художниц был организован в Париже в 1881 году, и именно он проложил дорогу Салону независимых, который возник три года спустя. Иначе говоря, именно художницы, для которых участие в созданном ими Салоне расширяло возможности заработка вне зависимости от снобизма французских академиков, обнаружили, что они должны сами торить дорогу в будущее, доверяя себе. Пятнадцать лет спустя, в 1896 году, женские классы открылись в Школе изящных искусств. С 1903 художницы могли претендовать на Римскую премию - основную государственную творческую стипендию. В 1904 был образован Синдикат женщин художниц и скульпторов, главной задачей которого стала защита трудовых прав художниц. К 1930 году было создано объединение FAM - Салон современных женщин-художниц. Фактически это был уже клуб элиты: Салон собрал звезд парижской арт-сцены, устраивал посмертные выставки Камиллы Клодель, Марии Бланшар, Жаклин Марваль…
Неудивительно, что на рубеже XIX-ХХ века Париж манил не только художников, но и художниц из самых разных социальных слоев и стран. Он давал все для старта: образование, музеи, профессиональные возможности, интернациональную среду, где никто не чувствует себя чужаком, свободу, возможность заработка, а значит - независимость. Причем ехали не только девушки из обеспеченных семей. Поразительна история Анны Голубкиной, которую привела из Зарайска в Париж страстная жажда учиться мастерству скульптора. Без знания французского языка, с минимумом средств она приезжает во Францию трижды. Во второй приезд после консультаций у Огюста Родена, который в отличие от московских и петербургских мэтров не пытался "пригладить" ее стиль, Голубкина решилась предложить свои четыре работы для участия в Салоне Марсова поля весной 1889 года. Взяли три. Она уехала в Россию, и лишь дома узнала, что ее работы отмечены бронзовой медалью Академии литературы и искусства Прованса.
Хана Орлова, например, отправилась в 1910 году в Париж из Палестины, рассчитывая на свое умение шить. Младшая девочка в многодетной еврейской семье, бежавшей от погромов на Украине в Палестину, она перебирается в Париж, мечтая о карьере модистки. Все ее достояние - любовь к шитью, закаленный характер, несколько монет, зашитых в пояс, и адрес хозяйки меблированных комнат. Ее взяли портнихой в модный дом Жанны Пакен, а вечерами она решает учиться. Занимается в Академии Марии Васильевой, Академии Коларосси, а параллельно сдает экзамены в Высшую национальную школу декоративного искусства. Хана закончит ее через три года. А в 1913 она уже участвует в Осеннем салоне в Гран-Пале как скульптор.
Зал со скульптурными работами - один из самых впечатляющих на выставке. Небольшие композиции Надежды Крандиевской явно вдохновлены русским модерном и картинами Врубеля. Голова старухи и старческая рука - этюды Анны Голубкиной к скульптуре "Старость" - проявляют неожиданную экспрессионистскую ноту в ее работах. А ее же мраморная "Голова женщины. Маска" (1904) завораживает архаической полуулыбкой античной кóры. Кубистический этюд скульптуры "Революция" (1919) Веры Мухиной - открывает раннее творчество мастера. Наконец, гибкие танцовщицы Ханы Орловой, трогательный, сдержанный ее портрет сына ("Мой сын в матроске", 1927), угловатый, выразительный в резком повороте бюст из цемента художника Александра Яковлева (1921)… Ее работ, если не ошибаюсь, нет в России. Для многих лаконизм, психологическая точность, сжатая энергия формулы, дышащая в ее скульптурах, станет открытием.
Париж открывал не только дверь в центр современной художественной жизни, но и окно в новое искусство ХХ века. И окна эти распахивались прежде всего в частных академиях. Академия де ля Гранд-Шомьер, которую держали не модели, а художники, была известна тем, что в ней одновременно шли сеансы позирования обнаженной и одетой натуры. Другим ее преимуществом были то, что от мастерских художников, например, Гогена и Модильяни, до нее было рукой подать. В шести мастерских было отличное освещение, прекрасные натурщики, толковые преподаватели. Для многих художников - консультации в частных академиях были и возможностью дополнительного заработка. Ученики знакомились, учились, наблюдали, схватывали новое на лету…
Среди этих частных академий одной из самых известных была Академия Марии Ивановны Васильевой. Сама учившаяся в Академии де ля Палетт на Монпарнасе, в петербургской Академии художеств, выбравшая затем в учителя Матисса, она основывает в 1911 году на Монпарнасе собственную школу Со средствами на стартап, как мы сейчас сказали бы, помог Поль Пуаре. Пуаре вообще был добрым ангелом для Марии Васильевой. Это с его легкой руки куклы, которые она делала для его магазина, шли нарасхват в аристократических домах. Эти куклы, в которых театр встречается с воспоминаниями детской, скульптура со сценическим жестом, народная игрушка с африканской маской, и сегодня пленяют выразительной смесью простодушия и утонченности. Куклы, как и маленький макет мастерской, можно увидеть на выставке.
К 1915 году адрес академии Марии Васильевой - улица дю Мэн, 21 - знал весь художественный Париж. Причина была еще и в том, что во время Первой мировой, мягко говоря, не самое сытное время, Мария Ивановна открывает столовую, где обед со стаканом вина стоил 50 сантимов. В меню, кроме основного блюда дня и вина, были сыр, фрукты и овощной суп. Официантки разносили еду. Обеды шли в две смены. Здесь бывали все: Пикассо и Модильяни, Матисс и Фужита, Аполлинер и Цадкин… Пение, скрипка, гитара, иногда танцы скрашивали комендантский час. После войны, в 1920-е, ее Академия становится и местом благотворительных балов.
Тут все поражает: практицизм и добросердечие, самостоятельность и работоспособность, изобретательность, живой ум и дар быть душой общества, талант, детская вера в чудо (столь очевидная в куклах с ангелами-хранителями на плечах!) и здравомыслие.
Другим успешным примером соединения творческой энергии и практической хватки стала мастерская по печати тканей - "Симультантное ателье" Сони Делоне, открытое в 1924 году в Париже. Если Любовь Попова и Варвара Степанова создавали геометрические орнаменты для промышленного производства, то Соня Делоне создавала ткани и наряды для элиты Парижа. Она сама вела дела своей мастерской, оформляла витрины, сотрудничала с модными домами. Витрина, занимающая почти всю стену зала, представляет эскизы из архива ателье. Сегодня они вызывают в памяти работы не только раннего авангарда, но и оп-артистские эффекты тканей Анны Андреевой, замечательной художницы оттепельных времен.
Париж был щедр не только на возможности, но и на разбитые сердца и любовные драмы. Здесь любовные лодки разбивались не столько о быт, сколько тонули в штормах артистической жизни. Так, после смерти Модильяни, его возлюбленная, художница Жанна Эбютерн, которая ждала ребенка, кончает с собой.
Другим приходилось жертвовать ради любви не жизнью, но профессиональным выбором. Для Доры Маар, дочери хорватского архитектора, роман с Пикассо едва не стал отказом от собственного пути фотографа. При том, что она была состоявшимся фотографом к моменту встречи с Пикассо. "Все мои портреты, нарисованные Пикассо, лживы. Это все портреты Пикассо. Нет ни одного портрета Доры Маар", - жестко сформулирует она позже. Свои невесомые послевоенные натюрморты, где вместо линии - цветные точки в духе пуантилизма, она не показывала никому. Они были найдены в ее архиве после смерти.
Предполагалось, что романы - вдохновляющий стимул для творчества …мужчин. Что касается женщин, то от них частенько ожидали самопожертвования. Неудивительно, что одной из стратегий художниц, которые пытались сформулировать свой собственный взгляд на свои задачи и задачи искусства, становился бунт, эксперимент, эпатаж. Фотографические натюрморты Клод Каон, чьи куклы из газет и цветов походили на рыцарей из театра абсурда, а двойная экспозиция фотопечати рифмовалась с опытами Ман Рэя, открывают тревожный мир раздвоенной души. Это удвоение появляется и в фотопортретах Анри Мишо (1925), и в рисунке "Чего же ты хочешь от меня?" (1928).
Акварели и картины Леоноры Фини впечатляли зрителей не меньше, нежели слухи о ее бурных романах. Образы смерти, атрибуты психоаналитических сеансов в ее картинах снискали ей славу "Дали в юбке". Хотя по идее, в 1920-е годы именно она, а не Дали, бунтовала против концепции Андре Бретона, отстаивая свою версию сюрреализма.
Когда речь заходит о Монпарнасе, о женщинах вспоминают как о моделях, возлюбленных, актрисах, и лишь потом - о художницах. Выставка "Музы Монпарнаса" предлагает вспомнить прежде всего о художницах. Мы все можем почувствовать себя немножко Хемингуэем образца 1956 года. Когда он вернулся в Париж в 1956 году, в отеле ему притащили два чемодана с рукописями, забытыми в 1928 году. Бесценное сокровище, из которого выросла книга "Праздник, который всегда с тобой". Новая выставка Пушкинского возвращает нам праздник, с которого все начиналось. Очень вовремя.