Андрей Коровин: Солнечная кровь предков клокотала в ней

3 августа исполнилось бы 60 лет поэту, журналисту и редактору Ольге Подъёмщиковой. А погибла она, когда ей не было и сорока.

Об Ольге "Календарь поэзии" уже рассказывал однажды, но тогда мы опубликовали лишь одно ее стихотворение. Сегодня у нас есть возможность представить стихи Ольги полнее.

Но прежде послушаем, что рассказывает об Оле поэт Андрей Коровин.

...- Солнечная кровь предков клокотала в ней. Были в роду у нее и греки, и цыгане, и грузины, и русские дворяне.

Прапрадед Ольги Василий Слепнёв в 1812 году брал Париж, участвовал в русско-турецких войнах. Затем Слепнёвы купили у князей Львовых дом в Туле, в котором и выросла Ольга Подъёмщикова.

Это был даже не дом, а своеобразный домашний музей. На стене - полочка для книг, вырезанная руками знаменитого Саввы Мамонтова. На трюмо - старинное дымчатое зеркало в серебряной оправе - подарок польской княжны Любомирской предку Ольги. В кладовке - походный сундук адмирала и морского министра Григоровича, дальнего родственника. А еще - легенды о Льве Толстом, который стал учителем Ольгиного деда...

Среди всех этих легенд и вещей, старинных книг с ерами и ятями и росла маленькая Ольга, правда, об их дворянстве в советское время упоминать в семье было категорически запрещено. Ольга пробовала себя учителем в школе, экскурсоводом в Ясной Поляне, но потом все-таки выбрала журналистику - профессию, которая в те времена давала большие возможности помогать людям. Ее читатели знали, что если не помогают обращения в милицию, суд, прокуратуру и к президенту, надо идти к Подъёмщиковой - она поможет! Она чувствовала себя правой и сильной, когда помогала другим. Всех спасала она, а себя не спасла.

А еще были стихи, песни, проза, друзья, квартирные посиделки до глубокой ночи, и полуголодное существование, и гибель близких в страшные 90-е... Была судьба, которая пролетела как птица.

Заветная тетрадь Ольги Подъёмщиковой

"Я буду живой и счастливой!.."

* * *

Изюминка, безуменка, роман,

обман, лукавство, детства продолженье,

над бездной возношенье и крушенье,

раздел земли и неба пополам.

Библейское измены естество -

нет, не слиянье тел, а мысль - измена.

Лишь память безупречно неизменна,

как будто отражение Его.

Я буду к вам жестока и нежна,

но где граница рая или ада?

Я только небу синему жена,

где все - свобода и любви не надо.

Движенье бесконечности - к нулю.

Дикарка, амазонка - стану вашей?

Я Бога тень на облаке ловлю

и небо пью, зачерпывая чашей.

* * *

Любовь - уплывающий остров

среди необъятной печали.

Как больно, как горько, как остро

мы с ней побратались вначале.

Мне так нужны руки и спины

друзей, прикрывающих остов,

ветрами прошитый, старинный

как морем изъеденный остров.

Учите ловить меня рыбу.

Учите ловить меня будни.

Я буду живой и счастливой.

Я буду! Я буду! Я буду!

* * *

Заколки из прически выну -

и рухнет золота обвал.

Стихия, чуждая мне, - рынок,

стихия родственная - бал.

Не утруждаясь ношей лишней,

иду - походка все легка.

Стихия родственная - личность.

Стихия чуждая - толпа.

И, позабыв былое горе,

я вглядываюсь в глубь небес.

Стихия, чуждая мне, - город.

Стихия родственная - лес.

Непостоянная, как детство,

на груз веков махну рукой.

Стихия родственная - бегство,

стихия чуждая - покой.

Там, где злодейство, лицедейство

творят привычную им месть,

стихия чуждая - лакейство,

стихия родственная - честь.

И среди смуты и разлада,

как ни суди и ни злословь,

мной правят искренность, и радость,

и предков солнечная кровь.

* * *

Душа моя - окаменелость,

ракушка, спрятанная в мел, -

кричи и пой! Имей же смелость,

когда весь мир окаменел.

О ты, прозревшая внезапно,

там, где забвения печать,

кричи и пой! Пускай не завтра

тебя заставят замолчать.

* * *

Все случается слишком поздно.

Чтоб стихами не жечь бумагу,

уезжаю к пальмам, и звездам,

и к цикадам, и к Аю-Дагу.

Ты в судьбе моей лишь прохожий?

Почему же грущу невольно,

когда ветер целует кожу,

когда тело целуют волны?

Мне держаться за чью-то руку

так легко было только в детстве.

Почему же тогда разлука

слишком напоминает бегство?

От любви к безрассудным волнам

корабли так тоскливо воют.

Ты мой царь или мой невольник?

Но ни в чем тебя не неволю.

Не давая клятв и обетов,

ни твоей не став и ничьею,

я простилась с тобой,

как с летом.

А зимой я жить не умею.

* * *

Жаль, что меня больше нет...

Пишите Дмитрию Шеварову: [e-mail]