Фильм "Последняя "Милая Болгария" как эпитафия последним милым иллюзиям
На ММКФ фильм взял приз за режиссуру. Это было неизбежно: что еще можно дать человеку, которого в самом Риме объявили изобретателем нового жанра и стиля, увенчав "Марком Аврелием будущего"? ТВ, разумеется, его не покажет: что-то подозрительно непонятное ширнармассам. К тому же считается, что фильм по повести Михаила Зощенко "Перед восходом солнца", после которой карьеру писателя обрубила партийная гильотина, - а дыма без огня, как известно из советской истории, не бывает.
На всякий случай критика объявила, что к Зощенко фильм не имеет отношения. С этим именем эрудиты привыкли связывать истории про цепких дам, жрущих пирожные в оперных буфетах. Повесть "Перед восходом солнца" стоит особняком: это плод тягостных приступов хандры, мучивших писателя, горестный дневник его самоанализа, разъятый на микроглавки, обрывки воспоминаний, всплывающие прихотливо, по воле воспаленной памяти. Федорченко берет на вооружение этот метод, и читавшие книгу убедятся, что фильм состоит из этих вспышек памяти - живых иллюстраций к микроглавкам. Их книжная природа подчеркнута визуально: экран делится на части, уподобляясь триптиху, герои расположены фронтально, знаменитая монтажная "восьмерка" заменена, как в театре, диалогом "на зрителя". Актеры не играют, то есть не ведут сюжетную линию, они здесь - живая, но все равно статичная иллюстрация к цитатам из текста. И вот так мы фактически читаем отрывки из книги Зощенко, ставшей могильной плитой для его литературной карьеры. Трагической книги самого мрачного юмориста нашей истории.
А теперь в дело вступают его соавторы - авторы фильма Алексей Федорченко и Лидия Канашова. Они придумали сюжет, все это объединивший фигурой потомственного садовода Лени Еца (Илья Белов), который приезжает в Алма-Ату 1943-го года выводить новый сорт яблок "Милая Болгария" и попутно расследует тайну исчезновения своего любимого писателя Семена Курочкина (реальный псевдоним Зощенко). Этот параллельный сюжет переводит фильм в ранг "психоаналитического детектива" (определение режиссера) и развивается уже по законам "нормального" кино: линейно, в живых, слегка гротескных деталях экзотичного Востока с его базарами, осликами, коврами и орнаментами. Во флэшбэках возникает фигура Курочкина (Константин Итунин), но тоже как элемент антуража, нечто служебное, и. о. героя, но совсем не герой - то есть персонаж с развитием характера и судьбы. Режиссер не рассказ ведет (его нет и в книге), а сплетает узор эпохи, и здесь возможны любые ответвления-импровизации.
В Алма-Ату эвакуированы главные киностудии страны, что позволяет развернуть сюрреалистические эпизоды съемок "Ивана Грозного" и ввести фигуру Режиссера, торчащие клумбы на голове которого не оставляют сомнений в том, что перед нами Эйзенштейн. Федорченко и прежде любил играть с фантасмагорическим миром кино, лепящим из соломы, белил и ваксы то, что потом назовут шедеврами. Сцены, пародирующие знаменитый профиль Ивана, Творящего Историю, или огненную пляску опричников - блистательный баланс на острие бритвы; Александр Блинов в цирковой роли Эйзенштейна - самый эксцентричный персонаж картины.
В этом фильме моют полы, замачивают яблочные зернышки, плетут соломенные циновки, и при этом ничего бытового - все гротеск. Как кровожадный участковый, который не говорит - рычит тигром (Джавахир Закиров). Я уже отмечал стилевое родство художественного мышления Федорченко и Николая Коляды - создателя театра по соседству: в обоих случаях простая бытовая деталь "с рынка" становится емким образом, а фильм (спектакль) сшивается как веселый базарный коврик - из пестрых лоскутков. В обоих случаях - стихия игры и трагический фарс обрываются щемящей нотой сочувствия всему сущему. Совершенно закономерно Федорченко и актеров заимствует в "Коляда-театре" - они как никто владеют стилистикой игры броской, площадной, близкой бунту фэксов 20-х годов. "Милая Болгария", начавшись в помпезном стиле фильма Довженко "Жизнь в цвету" и продолжаясь в военном 43-м с проекциями в давно отлетевшие 20-е с их модами и ятями, в итоге воспринимается как эпитафия целой советской эре с ее возвышенными иллюзиями, которые время обратило в шарж.
Оправдывая свой утвержденный Римом титул режиссера-первопроходца, Федорченко все время ставит перед собой задачи неподъемные. В "Овсянках" предлагает Юлии Ауг сыграть труп - и этот труп становится самым ярким персонажем, Ауг всерьез сулили приз за лучшую женскую роль. В разведочной короткометражке "Дышать!", а потом в драме "Война Анны" он принципиально отказался от диалогов (вспомним опять фэксов, адептов "немой игры") - и мы получили один из сильнейших художественных анамнезов незаживающих военных травм. Теперь, в "Милой Болгарии", он взялся экранизировать самую не поддающуюся экранизации повесть русской литературы - и снял нечто значительно большее, чем переложение книги для экрана, - сугубо авторское кино. Огромная роль отведена многофункциональному саундтреку (Андрей Карасев), полноправный соавтор фильма - оператор Артем Анисимов, увлеченно исследующий возможности полиэкрана.
Главное, что принес Федорченко в кинематограф - это упрямая страсть бурить породы, к которым мало кто рисковал подступаться. Результат бурения редко бывает безупречным, он вызывающе ершист и всегда повергает свидетелей в смятение. Так дебютная лента "Первые на Луне" была награждена в Венеции по ведомству документального кино, являясь на самом деле кино игровым. А теперь вот нет числа толкованиям "Милой Болгарии" - пресса и публика опять мистифицированы загадками наподобие драгоценных рукописей, найденных садоводом Леней… в печке-буржуйке. Предложим версию разгадки шифра: "Рукописи не горят!" - и сразу станет стыдно, потому что чего нет в этом всеохватном фильме - так это пафосных метафор.