Миасс стал второй родиной для эвакуированных ленинградцев

Газета "Петербургский дневник": "Блокадный дневник": петербуржцы поделились своими воспоминаниями о тех страшных 900 днях

В течение месяца "Петербургский дневник" собирал воспоминания о блокаде, которые сохранились в петербургских семьях. Всего на редакционную почту пришло несколько десятков писем - трогательных и пронзительных... Горожане поделились самым сокровенным. И даже несмотря на то, что некоторые подробности приводят в ужас, в осажденном Ленинграде, безусловно, находилось место таким качествам, как сострадание и милосердие.

О блокаде Елене Мироновой рассказала ее мама Галина Миронова, родившаяся в 1938 году.

"Маминому брату Володе в начале блокады было 11 лет. Пока Володя мог ходить, он, как и все мальчики в городе, бегал по крыше, сбрасывал фугаски, но в скором времени сил на это уже не хватало. 125 граммов хлеба и стакан кипятка в день сделали свое дело, - написала Елена Миронова. - Мамина кроватка и кровать старшего брата стояли рядом. И однажды моя бабушка Ольга Ивановна заметила, что моя маленькая мама, съев свой кусок хлеба, укрылась с головой под одеялом. Открыв одеяло, бабушка увидела, что моя мама жует хлеб. Бабушка все поняла и стала ругать Володю, что он, голодный, отдает кусок своей маленькой пайки младшей сестре. Володя сказал ей просто: "Мы понимаем, почему голодаем, а она еще не понимает". В марте 1942 года Володя умер. Это произошло в присутствии мамы и бабушки Елены Мироновой. "Бабушка пришла с работы, принеся каждому свою норму хлеба - 125 граммов. Володя - всегда и спокойный, и уравновешенный - вдруг потребовал от бабушки отдать ему его хлеб. Бабушка отдала ему этот кусок, он взял его в руку и умер", - рассказала Елена Миронова.

"Ярославский регион": Как ярославцы помогали блокадному Ленинграду?

27 января 1944 года закончились 900 страшных дней для жителей Ленинграда. "Ярославский регион" вспоминает о событиях тех дней и вкладе ярославцев в спасение ленинградцев.

В самом начале Великой Отечественной войны ярославцев призвали строить оборонительные укрепления под Ленинградом. 85 тысяч человек рыли траншеи, окопы и рвы на линии обороны Осташково - Валдай - Боровичи - Волхов. Однако противник стремительно продвигался вперед.

В июле 1941-го в Ярославль, Углич, Ростов стали прибывать первые эшелоны с заводским оборудованием и эвакуированными рабочими из Ленинграда. Подальше от линии фронта переводили заводы: "Красный парус", "Красный водник", "Красный Треугольник", завод металлических школьных принадлежностей им. Л. Б. Красина "Союз", а также учебные заведения: филиал Ленинградского института инженеров водного транспорта, Краснознаменное училище военных сообщений им. М. В. Фрунзе, школы, детские сады, детские дома. В 17 раз выросло число детских домов и интернатов в регионе. В июне 1941 года в Ярославской области насчитывалось 25 детских домов и интернатов, а в сентябре 1941-го их число выросло до 425. Под детдома отдавали все свободные здания: школы, дома отдыха, колхозные дома. В это время в обратную сторону шли эшелоны с продуктами питания.

8 сентября 1941 года город оказался в полной блокаде. С риском для жизни из города продолжали вывозить детей, женщин. Голодных, напуганных детей старались накормить и обогреть. Чтобы не допустить распространения инфекций, детей прививали. Во время учебного года вели уроки, весной при детских домах создавали подсобные хозяйства, чтобы вырастить продукты. Один из таких детских домов, расположенный в Переславле, посетил писатель Михаил Пришвин. Позже истории, которые он услышал от детей, вошли в сборник ""Рассказы о ленинградских детях". Всего за годы Великой Отечественной войны Ярославская область приняла более 90 тысяч детей, эвакуированных из Ленинграда и Ленинградской области.

Не только заботой о детях из Ленинграда отличились Ярославль и Ярославская область. Жители города надолго запомнили "мяукающую дивизию". Когда в блокадном городе начался страшный голод, жители стали есть домашних животных. В Ленинграде со страшной силой стали размножаться крысы. Под угрозой оказались немногие продовольственные запасы, оставшиеся в блокадном городе. "…Тьма крыс двигалась по Шлиссельбургскому тракту к мельнице, где мололи муку для всего города. В крыс стреляли, их пытались давить танками, но ничего не получалось: они забирались на танки и благополучно ехали на них дальше…" - писали в воспоминаниях пережившие блокаду ленинградцы.

Когда блокаду сняли, власти города попросили "выписать из Ярославской области и доставить в Ленинград четыре вагона дымчатых кошек". Коты дымчатой породы считались лучшими крысоловами. Так из Ярославля в Ленинград отправилась "мурлычащая дивизия". В память о тех событиях в 2000 году в Санкт-Петербурге открыли музей кошек. Кроме того, на Малой Садовой установлены бронзовые памятники коту Елисею и кошке Василисе.

Газета "Санкт-Петербургские ведомости": Выиграл у смерти секунды. Как шофер спас жизни матери с ребенком

Во многих ленинградских семьях бережно хранятся воспоминания о днях блокады. Наша семья не исключение, и ей я обязана тем, что знаю фамилию человека, благодаря которому живу, - Петухов. Это спаситель моих близких. Возможно, и другие ленинградцы чтут этого человека, обычного шофера, от мастерства которого зависели жизни людей в суровую блокадную зиму.

Опасный путь по льду Ладожского озера не зря называли "дорогой жизни". Ведь смерть кружила над каждой машиной. Случалось, грузовики уходили под лед, не оставляя пассажирам шанса на жизнь. И все же измученным людям эта дорога виделась единственным спасением из ада бомбежек, страданий от голода, холода и непосильного быта.

Конечно, когда у людей появился шанс оказаться на Большой земле, многие попытались им воспользоваться. Однако и это было непросто. Моей бабушке Ане повезло. Она работала в летной части, и место ей выделили. Бабушка с маленьким Анатолием, моим будущим папой, ехала в кабине грузовика, а ее родители - в кузове.

Конечно, цепочка машин, тянущихся по Ладожскому озеру, привлекла внимание врага. Снаряды просвистели совсем близко, и буквально в одно мгновение машина, шедшая впереди той, где сидели мои близкие, ухнула под лед. А передние колеса грузовика Петухова нависли над образовавшейся полыньей. Как вспоминала бабушка, увидев ее бездонную черноту, она закрыла глаза, моля, чтобы все закончилось быстро и безболезненно.

Но опытному водителю Петухову удалось выиграть у смерти секунды. Молодую женщину с маленьким мальчиком он осторожно вытащил из накренившейся машины, говоря, что она родилась в рубашке. Ведь из закрытой кабины, да еще с ребенком ей бы точно было не выбраться. И вот этого самого водителя Петухова бабушка благодарила всю свою жизнь, что завещала и мне.

А впереди на Большой земле ждало новое испытание. Хлебом! Оголодавшие люди, не внемлющие предостережениям врачей, накидывались на еду и от этого гибли. У моего папы до последних дней сохранилась привычка доедать за столом все до последней крошки. Спокойный, мягкий человек, он вскипал от ярости, когда видел выброшенный хлеб. Так что блокада - это память сердца. Это навсегда.

Другая моя бабушка Ида всю блокаду рыла окопы, получая за это крошечный кусочек хлеба. И все время мечтала уехать с театром на передовую, чтобы выступать для бойцов. В блокадном городе смерть не зацепила ее чудом.

Однажды, когда она шла на рытье окопов, рядом с ней остановилась машина с солдатами. Бабушка была молодая, симпатичная. Молодым людям она, вероятно, понравилась, и они предложили ее подвезти. Но она засмеялась, замахала платком - мол, езжайте, сама дойду. Машина медленно тронулась, ее пассажиры все еще надеялись уговорить строптивую девушку. И тут прогремел взрыв. Снаряд ударил прямо в кузов... А у Иды лишь оторвался каблук. Она сняла туфли и со всех ног бросилась в бомбоубежище. Почему же она так и не села в ту машину? Что это, интуиция, божий промысел?

Чудом выжила и наша соседка Людмила. Она помнит крошечный кусочек блокадного хлеба. Старшие братишки боялись за младшую слабенькую сестренку и отламывали ей по кусочку от своих мизерных порций. Так и выжили все. В этих нечеловеческих условиях дети тоже совершали свой ежедневный блокадный подвиг.

"Миасский рабочий": В дни войны Миасс стал второй родиной для эвакуированных ленинградцев

Корреспонденты газеты "Миасский рабочий" встретились с Валентиной Ильиничной Ивановой, которой пришлось покинуть Ленинград в возрасте шести лет.

- Жили мы на Васильевском острове, в квартире на трех хозяев, - начала свой рассказ Валентина Ильинична. - Мама, в мае родившая младшую дочку Галю, сидела в декрете, я ходила в детский сад, который находился прямо во дворе дома, папа работал на стройке.

- Воскресенье 22 июня 1941 года выдалось на редкость теплым и солнечным. Мы собрались всей семьей пойти погулять. Вдруг по радио передали, что в 12 часов будет выступать Молотов с важным сообщением. Папа сказал: "Подождем…". Ровно в полдень Молотов объявил о начале войны. Гулять мы не пошли…

- С первых же дней войны Ленинград начали бомбить. Работники ЖЭКа ходили по квартирам, требовали затемнять окна. К концу июля из магазинов стали исчезать продукты. Кто-то покупал впрок, а мама не делала никаких запасов.

Попаданье без ошибки

- В середине лета родителям объявили, что садик эвакуируется, и велели сделать меточки на одежде. Мама тут же взялась за работу, но приехавший старший брат заявил: "И ты такую тихоню одну отправишь?.. Да она под куст забьется и потеряется. Не отправляй! Надо, чтобы ребенок был рядом с мамой!" Мама сказала в детском саду, что отправлять меня не будет. Кто-то тоже отказался, а кто-то все-таки отправил. Потом мы узнали, что на баржи, перевозившие детей по Финскому заливу, налетели фашистские самолеты, и все дети погибли. Помните песню?.. "На войне, как на войне - попаданье без ошибки… А панамки на волне - словно белые кувшинки…".

- Я продолжала ходить в детский сад. Когда начиналась бомбежка, нас вели в бомбоубежище, устроенное в подвале дома. Туда же спускалась и мама с Галей на руках.

- В сентябре папа ездил на уборку капусты. В качестве платы за работу им давали по кочану в день. Папа привозил капусту домой, а мама закатывала его под кровать. Эта капуста нас спасала от голода до самого Нового года.

- В октябре какой-то мужчина принес от папы записочку, что его забирают в армию. Мама быстро собрала вещи, побежала на сборный пункт, еле-еле успела. Далеко от Ленинграда папа уйти не успел. Прислал нам два письма. Сообщил, что после жестокого боя из 260 человек в живых остались только десять и что после пополнения части они снова пойдут в бой. Больше писем не было…

Очень черный, очень липкий

- Ватные одеяла не спасали от холода. Мама в булочной познакомилась с пожилым мужчиной, который пообещал ей принести и установить буржуйку. Расплатились оставшимися после папы папиросами. На беду, когда ветер дул с Финского залива, дым от трубы, выходившей в форточку, валил обратно в комнату. Тогда мама присаживалась на корточки, а нас с сестрой укрывала с головой одеялами.

- С продуктами становилось все хуже и хуже. Когда сгорели знаменитые Бадаевские склады, люди ездили туда, собирали землю, пропитавшуюся расплавленным сахаром, и растворяли в чае. А мама от Гали никуда не могла отойти. Только забирала в детской кухне бутылочки с едой для Гали и отоваривала хлеб - по 125 граммов на человека… Приносила маленький кирпичик очень черного, очень липкого, будто сырого хлеба, делила на три части, две давала нам с Галей, третью прятала на утро, а сама собирала со стола крошечки.

Одни в квартире

- Соседка тетя Даша, работавшая на резиновом заводе "Красный треугольник", приносила клей в бутылочках, разливала его на чугунке, чтобы поджарился. Поддевала ножичком тоненький леденец, и они с мамой рассасывали их. Потом мама клала в рот кристаллик очень крупной соли, запивала водичкой - и голод будто бы ослабевал.

- У мамы стали опухать ноги. Сил, чтобы завертывать Галю в одеяло и спускаться с нею в бомбоубежище на время воздушной тревоги, уже не было, и они оставались дома. Перед Новым годом умерли соседка и ее сын Гена. Мама зашила их в простыню и в одеяло, а потом осторожно спустила по лестнице к подъезду. Утром машина забрала тела умерших. Мы остались в квартире одни.

Ни шубки, ни валенок

- 16 марта 1942 года маму вызвали в ЖЭК и вручили эвакуационное удостоверение, в котором нам предписывалось на следующий день подойти к семи часам на Финляндский вокзал. Трамваи уже не ходили. Мы шли пешком с Васильевского острова. Мама везла детские саночки с мешком Галиных пеленок и несколькими семейными фотографиями. Иногда на эти саночки садились мы с Галей. Март был холодным, дул пронизывающий ветер, а на меня мама надела голубую фетровую шапочку с шелковыми лентами и резиновые сапожки. Ни шубки, ни валенок у меня не было.

- К вечеру добрались до Финляндского вокзала. Маме выдали три булки хлеба и бутылочку соевого молока для Гали. Мама сложила все в сеточку-авоську, а при посадке в электричку сетку с продуктами срезали… В вагоне люди начали кушать хлеб, а у нас ничего не было. Кто-то сердобольный протянул мне корочку, я забилась на полку и сосала ее.

«Покойники есть?»

- У Ладожского озера уже стояли машины. Те, кто был без детей, устраивались в грузовиках, а маму, меня и Галю посадили в маленький автобус с выбитыми стеклами. Ледяной ветер свистел в окна, ленточки моей шапочки все время развязывались. Я уткнулась головой в чьи-то мешки, мама держала Галю на руках.

- На другом берегу Ладоги маме налили в кастрюльку пшенного супа, жиденького, но горячего - и это было для нас праздником!.. Стали садиться в товарняк. В вагонах буквой "П" были сделаны полати, а посередине стояла буржуйка. На ней мы кипятили водичку, пили сами и поили Галю. Каждое утро деревянная дверь с грохотом отодвигалась, и раздавался голос: "Покойники есть?" На нижней полке ехал скрипач, очень берег свою скрипку, завернутую в несколько простыней. Однажды утром я услышала, как люди шепчутся: "Умер…". При бомбежках поезд останавливался, мы прятались под вагоны, а мама с Галей не выходили.

Хватило до Челябинска

- В эвакуационном удостоверении было написано: "Только в Иркутскую область". По дороге маршрут изменили и сказали, что едем в Сургут на строительство рыбоконсервной фабрики. Добраться до Сургута можно было только по реке, и нам предстояло подождать, когда с Оби сойдет лед. Хозяйка дома, куда нас определили на постой, встретила как родных: кормила-поила, топила баню. А в мае мы, наконец, добрались до Сургута.

- Фабрику построили меньше чем за год, мама устроилась туда браковщицей. Работникам разрешалось кушать на фабрике, но выносить еду с собой строго запрещалось. Меня, целые дни проводившую в бараке, подкармливала супчиком соседка. По возрасту мне уже полагалось учиться, но я серьезно заболела, долго лечилась. Окончание первого класса совпало с Победой. Люди стали возвращаться домой…

…Это далеко не конец истории. Валентине Ильиничне пришлось вынести еще немало испытаний. Но она, пройдя огонь, воду и медные трубы, все-таки получила достойное образование, стала прекрасным работником, любящей женой, заботливой мамой и до сих пор остается очаровательной женщиной.