Басинский: Взгляд Герберта Уэллса на Россию холодный, как английская улыбка
Он вообще-то не считал себя писателем-фантастом, хотя и написал 40 романов. Он скорее считал себя критическим реалистом. Во время похоронной церемонии Уэллса назвали "человеком, чье слово внесло свет во многие темные закоулки жизни", и это, наверное, самое точное определение его творчества.
Его работоспособность была просто поразительной. За пятьдесят лет творческой жизни кроме 40 романов он написал несколько томов рассказов, десятки работ по философии и устройству общества, два тома всемирной истории, тридцать томов с социальными прогнозами и столько же книг о фабианском обществе, в котором состоял, множество статей о пацифизме, национализме, три детские книги и автобиографию.
Фабианское общество - отдельная история в жизни Уэллса. Он был социалистом, но таким, который отрицал необходимость революции и верил, что капитализм может не насильственным, а эволюционным путем трансформироваться в социализм, то есть в такое устройство общества, которое существует не для наживы отдельных людей, а для всех людей труда. Возможно, это и утопические мечты, но, с другой стороны, разве эти идеи не находят сегодня воплощение в Швеции, Норвегии и даже отчасти в странах Евросоюза? И разве мы сегодня не пытаемся решать те же задачи?
Трудно сказать, что Герберт Уэллс не предвидел. Раньше Эйнштейна он в романе "Машина времени" объявил, что наше пространство не трехмерное, а четырехмерное (пространство-время). Он предупредил в романе "Война миров", что в мировых войнах станут использовать токсичные газы и лазер. Он предсказал "атомную бомбу", дав ей это название.
Но стоп! С искушением считать писателя-фантаста провидцем надо быть осторожным. Предсказал или подсказал? Сложный вопрос. Что-то подсказывает, что все изобретатели смертоносных орудий в детстве увлекались фантастикой.
Для России Герберт Уэллс имеет еще и то значение, что был автором первой книги о России после Октябрьской революции - "Россия во мгле". Самое удивительное, что эта книга на русском языке вышла в советской России в 1922 году с предисловием украинского коммуниста Равича-Черкасского, в дальнейшем, разумеется, репрессированного. Удивительно потому, что в этой книге Уэллс беспощадно описывал положение России после революции. Он описывал это как катастрофу не просто национального, но планетарного масштаба.
Сегодня стоит вчитаться в эту книгу внимательно, чтобы у нас не было иллюзий о "хорошей революции".
Уэллс трижды посещал Россию - в 1914, 1920 и 1934 годах. Во время этих визитов он встречался с Лениным и Сталиным.
Вот что он написал о Петрограде 1920 года:
"Основное наше впечатление от положения в России - это картина колоссального непоправимого краха. Громадная монархия, которую я видел в 1914 году, с ее административной, социальной, финансовой и экономической системами, рухнула и разбилась вдребезги под тяжким бременем шести лет непрерывных войн. История не знала еще такой грандиозной катастрофы. На наш взгляд, этот крах затмевает даже саму Революцию".
"В Петрограде было много магазинов, в которых шла оживленная торговля. В 1914 году я с удовольствием бродил по его улицам, покупая разные мелочи и наблюдая многолюдную толпу. Все эти магазины закрыты. Во всем Петрограде осталось, пожалуй, всего с полдюжины магазинов. Есть государственный магазин фарфора, где за семьсот или восемьсот рублей я купил как сувенир тарелку, и несколько цветочных магазинов. Поразительно, что цветы до сих пор продаются и покупаются в этом городе, где большинство оставшихся жителей почти умирает с голоду и вряд ли у кого-нибудь найдется второй костюм или смена изношенного и залатанного белья".
Свою встречу с Лениным в Кремле Уэллс описал в уважительном тоне, но назвал эту главу "Кремлевский мечтатель".
Еще более любопытен его взгляд на Сталина, с которым он встретился во время последнего визита в СССР.
"По сравнению с президентом Рузвельтом он был очень скупо наделен способностью к быстрой реакции, а хитроумной, лукавой цепкости, отличавшей Ленина, в нем не было и в помине. Ленин был насквозь пропитан марксистской фразеологией, но эту фразеологию он полностью контролировал, мог придавать ей новые значения, использовать ее в своих целях. Ум Сталина почти в той же степени вышколен, выпестован на доктринах Ленина и Маркса, как выпестованы гувернантками те умы британской дипломатической службы, о которых я уже написал столько недобрых слов. Его способность к адаптации так же невелика. Процесс интеллектуального оснащения остановился у него на точке, которой достиг Ленин, когда видоизменил марксизм. Ни свободной импульсивностью, ни организованностью ученого этот ум не обладает; он прошел добротную марксистско-ленинскую школу...
Я никогда не встречал более искреннего, прямолинейного и честного человека. Именно благодаря этим качествам, а не чему-то мрачному и таинственному, обладает он такой огромной и неоспоримой властью в России. До нашей встречи я думал, что он, вероятней всего, занимает такое положение потому, что его боятся; теперь же я понимаю, что его не боятся, ему доверяют".
Это - взгляд англичанина. Холодный, как английская улыбка. Но давайте всмотримся в него.
Может быть, это не бесполезно?