Вышла книга о разведчике-нелегале Дмитрии Быстролетове
И если вопрос о победителе касается именно Быстролетова, то ответ напрашивается бесспорный: победитель не получает не просто ничего, а абсолютно ничего. Книга поражает суровой правдивостью бытописания не только своего заглавного героя, но и всей разведки. Правдивость и исключительность в том числе придают цитаты из книг самого Быстролетова, заполонившие все 367 страниц - почти каждый оперативный и жизненный эпизод сопровождается такими цитатами. И тут писателю уже ничего не прибавить, не соврать и не приукрасить. Вот, например, как оценивал Быстролетов сущность деятельности разведчика: "Какая это была работа? - Грязная. - И все? - Героическая. Мы совершали подлости и жесткости во имя будущего… Делали зло ради добра".
Внебрачный сын графа из рода Толстых и белоэмигрант, студент Пражского университета и торговец из Греции, венгерский граф и английский лорд, агент японской разведки и чуть ли не наглый разбойник… И все это советский разведчик Быстролетов, превратившийся в эффективного нелегала. Больше десятилетия непрерывной работы в предвоенной Западной Европе, в том числе и в фашистской Германии, где каждый его потрясающий успех был закономерен и в то же время достигнут вопреки законам логики.
Что давалось ему в разведке лучше всего? Он был блестящим вербовщиком - высшее отличие в нелегальной, самой засекреченной разведке.
Во второй половине 1920-х студента из Праги, приехавшего в Москву, приметил сам основатель советской внешней разведки Артур Христианович Артузов: "Надо использовать его выгодную наружность, знание языков, общий культурный уровень. Он может нравиться людям наверху общества, и это редкая у наших людей черта".
А вот какие задачи по перевоплощению ставил для себя уже сам Быстролетов: "Разведчик должен быть актером, но не таким, как в наших лучших театрах, а в тысячу раз более совершенным". Высоко!
Приятная внешность, благородные манеры: не зря за пять лет до Октября 1917-го он был официально признан графом. Его обаяние позволяло привлекать к работе женщин: работе не на Советы, что вы, им-то знать об этом ни в коем случае было не надо, а на себя, молодого красавца-ухажера. Больше всего Быстролетова, точнее ОГПУ, интересовали шифры - и красотка-секретарша не могла отказать любимому человеку в удовольствии проникнуть во все тайны французского МИДа. А в Германии, прикинувшись легкомысленным прожигателем жизни, он сумел добиться расположения фанатичной фашистки с обезображенным в автокатастрофе лицом. Она понимала, что красавчик интересуется ею с какой-то тайной целью, и Быстролетов внушил, с какой: далекий от политики, он хотел понять, чем же так привлекает людей совершенно неизвестный ему человек по фамилии Гитлер. В попытке перевоспитать, вылепить заново и превратить холеного богача в настоящего националиста дама средних лет раскрывала ему всю глубину идеологии национал-социализма. А заодно и двери стальных берлинских сейфов, чтобы ловелас понял, за какие идеи надо по-настоящему сражаться. Он постепенно понимал, и вместе с этим пониманием в Москву утекали из Третьего рейха секретнейшие сведения, касающиеся работы немецкой разведки на советской территории.
Да, использование собственной жены-чешки и, конечно, верной коммунистки Марии (Милены) Шелматовой в разведывательных целях в качестве медовой ловушки выглядит кощунством (у супругов был собственный кодекс, приведенный в "Вербовщике": "Мы дали другу слово, что как бы мы оба ни грешили физически, духовно останемся друг для друга самыми близкими друзьями". Но что делать, если Центр приказал сблизиться с полковником из итальянской военной верхушки? Зло ради добра? Родина - или любовь, верность? Верность, да, - но только Родине! Что чувствовал? Были угрызения совести? Сожаления, раскаяние? Не знаю. Хотя наверняка страдал. Для любимой же задание обернулось впоследствии психическим расстройством и клиникой: она так и не смогла оправиться. И когда в 1938-м мужа арестовали, никакие не итальянцы-немцы-турки-французы и даже не англичане, а свои, она, понимая, что больше такого существования не выдержать, совершила самоубийство.
Трудно поверить, чтобы в одном человеке сочеталось столько талантов. И многие из них были развиты Быстролетовым как раз из-за требований, предъявлявшихся профессией. Один из его будущих литературно-кинематографических персонажей голландец Ганс Галлони объяснял это так: "У меня было столько имен, масок и паспортов, сколько оперативных заданий. Потому что для каждой разведывательной линии требуется человек с подходящими для данного случая данными". Пригодились и юношеские навыки художника. Быстролетов был прекрасным живописцем, которого после возвращения на родину не могли не принять в 1937-м в Союз художников СССР.
Играючи, словно не жил под дамокловым мечом в чужом обличье, поступил на медицинский факультет университета в Цюрихе. С разведкой учеба не была связана: диплом врача выглядел прихотью человека с невероятными способностями. Глупо же предполагать, что на Дмитрия Александровича снизошло предвидение: так, на будущее, на всякий случай… Но именно профессия врача спасла жизнь на сталинской каторге заключенному Быстролетову. Зачем закапывать в землю тюремного доктора, когда его можно использовать и в Норильлаге, и в Сиблаге, куда толкала на смерть судьба..
Возвращение домой. Казалось, ужасы 1936 и 1937 годов прошли мимо него. Перевод на непрестижные должности, все ниже и ниже, не смущал. Лишь бы не арест, который был абсолютно неизбежен для такого высокого, удачливого интеллектуала, никак не вписывающегося в нормы царившего по всему Союзу стукачества. В 1938-м избивавшие его следователи старательно искали, за что в биографии разведчика-вербовщика можно зацепиться, чтобы оболгать, выставить врагом народа. Не нашли бы - и тогда героя забили бы до смерти еще до вынесения приговора.
В конце концов признали непонятно каким, но все равно шпионом. И двадцать лет по все той же страшной 58-й статье. Допросы, избиения, этапы, голод, тюрьмы и лагеря, по сравнению с которыми меркнет ужас "Одного дня Ивана Денисовича".
А когда замаячило после войны в 1948-м освобождение, последовал отказ Быстролетова. Никакой амнистии - требование безусловного признания невиновности. И взбешенный Абакумов, чья наркомовская милость была твердо отвергнута каким-то зеком, уже отсидевшим десятку, засадил непокорного в одиночку адовой Сухановки - сухановской тюрьмы.
В 1954-м Быстролетов пережил инсульт. И был не освобожден, нет, "актирован". То есть не амнистирован, а выпущен на свободу по болезни: инсульт попадал в короткий список болезней, по которым отпускали. 1956-й стал для тяжелобольного и тем не менее не сломленного Быстолетова годом реабилитации.
Он написал 17 книг! В том числе прекрасный многотомный "Пир бессмертных". А заслуги перед Родиной, которая не собиралась отвечать ему взаимной любовью, долгие годы оценивались лишь в полученной еще до ареста ведомственной награде: звании "Почетного работника ВЧК-ОГПУ".
Только годы спустя пришло посмертное признание строгого разведческого сообщества. И поверьте, немногие люди этой профессии заслужили высшего внутреннего отличия, которым не полюбоваться широкому кругу: фамилия "Быстролетов" сверкает на мемориальной доске Зала истории в штаб-квартире внешней разведки.