Ядерную бомбу в СССР создали во многом благодаря Леониду Квасникову

Если бы вдруг кто-то начал подсчитывать, в какой части СССР выросло больше всего хороших разведчиков и к ним близких на душу проживавших, то станция Узловая Тульской области вырвалась бы в лидеры.

Численность населения до революции не превышала 500 человек. А помимо Квасникова здесь родились разведчик и писательница Зоя Воскресенская-Рыбкина и генерал-лейтенант, замнаркома внутренних дел, один из создателей атомной отрасли Авраамий Завенягин (дважды Герой Соцтруда, кавалер шести орденов Ленина).

С детства Леонид Квасников мечтал о движении вперед. И совсем не карьерном. Ему нравилась скорость, уже в юности, как и отец, стал машинистом поездов. Потом инженером. Затем конструктором, предложившим специальной комиссии наркомата оборонной промышленности по обследованию соответствующих заводов, как быстро автоматизировать производство артиллеристских снарядов.

Он ушел в науку с головой, но был вытащен оттуда за чуб и определен в разведку. Как раз здесь и было место человека с чисто научным, аналитическим складом ума и великолепными техническими познаниями. Он быстро разобрался в приоритетах и задачах своего направления. И сразу огорошил наркома Берию личным обращением: "За границей ведутся работы в области возможного использования атомной энергии в военных целях". Ну разве не чушь - рассуждать о каком-то неведомом атоме. Как такое могло понравиться Лаврентию Павловичу? Какой-то мальчишка-очкарик, только призванный в органы, выдвигает чуть не новую доктрину, о которой в госбезопасности если кто и слышал, то краешком чуткого уха.

Однако уже в 1940-м, а не позже, как принято считать, Квасников посылает первую свою шифровку в США, Великобританию, Германию - в страны, в которых, по его пока всего лишь предположениям, могли вестись работы над суперсекретным неведомым оружием. Когда грянула война, то схожие шифровки были отправлены по приказу Квасникова во все раскинутые по миру резидентуры. Любую информацию о научных исследованиях в области атома, о добыче урана, хоть в Норвегии, хоть в Чехословакии, быстро и без сомнений в Москву.

Первыми откликнулись Дон Маклин и Джон Кернкросс из "Кембриджской пятерки". Каждый прислал в сентябре 1941-го не просто информацию, а документы, подтверждающие начало работ над атомным проектом в США и Британии. Почти полностью совпавшие сведения встревожили Квасникова. Его руководство тоже обеспокоилось. И настолько, что Берия дал приказ нашим авторитетнейшим экспертам проверить достоверность из Лондона полученного. И был успокоен, когда ведущие умы вынесли вердикт: в принципе создание подобного оружия возможно, но не сейчас, а лет через 10, а то и 12.

Таким Леонид Квасников начал свою работу на тяжелом, опасном, но славном и нужном стране поприще разведчика. Фото: Из книги "Разведчики" (авт. Владимир Антонов, Владимир Карпов, издательство АО "Молодая гвардия", 2004 г.)

Сейчас часто и в принципе заслуженно вспоминают о Берии как о создателе советской атомной промышленности. Но тогда, в 1941-м, он обозвал донесения дезой (дезинформацией), цель которой им была мгновенно разгадана. Отвлечь в тяжелейший час для советского государства силы, средства и людей на занятие чем-то настолько дорогостоящим, насколько и бесполезным.

Квасников же придумал название грандиозной операции нашей разведки по добыче секретов изготовления атомной бомбы - "Энормоз". В переводе с английского - огромнейший, грандиозный. Задачи резидентурам ставились конкретные. Чтобы понять, что из себя представляет бомба, что необходимо для ее изготовления, технарь Квасников засел за книги по ядерной физике. И вскоре уже относительно точно понимал те ряды длиннющих интегралов, что пока еще "вслепую" присылали из Штатов, Англии и Канады его подчиненные. Сам набрасывал вопросы, которые надо было задавать нашим иностранным агентам, иногда удивляя тех точно сформулированной конкретикой.

Информация разведки от 20 июля 1942 года о результатах секретной встречи президента США Рузвельта и премьера Соединенного Королевства Черчилля на многое раскрыла глаза и пребывающему в неверии Берии. Руководители двух стран решили сосредоточить усилия своих ученых в центрах на территории Штатов. Англичане дали добро на переезд лучших своих физиков в лаборатории Америки.

Ради справедливости, сам Квасников называл свой характер "скверным". Я бы определил его иным словом - "самовольным". Он не собирался дожидаться окончательного прозрения наркома Берии. Написал напрямую Сталину докладную записку о разработке союзниками втайне от СССР атомной бомбы.

Предложил срочно заняться на территории Советского Союза созданием своего атомного потенциала. Перечислил меры, для этого немедленно требующиеся. Среди них и создание некого объединения всех организаций, занимающихся подобными и схожими научными проблемами.

Увы, структуры такой не было. Но, полагаю, и под напором Квасникова ее все-таки создали в октябре труднейшего для Советского Союза 1942 года. Атомный проект возглавил Курчатов. Вместе с Квасниковым они были обречены на совместную, исключительно нервную работу. Не считая нескольких лет, проведенных Леонидом Романовичем в Штатах, им приходилось общаться именно вплотную. Передача разведданных проходила по коротенькой цепочке из двух "К" - Квасников - Курчатов.

Позволю себе важное уточнение. Полученные коллегами Квасникова документы поступали не только Курчатову. Объем развединформации оказался таким всеобъемлющим, что даже гениальному физику не под силу было справиться одному. В последнем своем интервью, а давал он их очень редко, Леонид Романович сетовал своей землячке из Тульской области на то, что многие ученые - не Курчатов - как бы забыли об им переданном. Но Квасников помнил, что, когда и кому. Поэтому некоторое забвение роли соратников полковника в отставке огорчало. Квасников ушел в 1993-м. Тогда об операции советской разведки "Энормоз" по понятным причинам было почти неизвестно. И справедливость восторжествовала лишь в 1996-м, когда группе атомных разведчиков было присвоено звание Героев России.

Но вернемся в 1943-й. Берия наконец-то понял, что Квасников - провидец. Однако слишком упрямый. И отправил его в США. Не ссылка, но и не повышение для главного координатора операции "Энормоз".

Признаем: проявить себя в чисто оперативной работе Леониду Квасникову было сложно. Очень мешало плохое зрение. Он брал иным - четким анализом, выдумкой. Даже заведомо невыигрышные ситуации обращал в свою пользу. Один из лучших работников резидентуры Семен Семенов трудился в США успешно, однако настолько долго, что привлекал внимание ФБР уже одним появлением на улице. И Квасников посылал Семенова "в город", зная, что за тем потянется одна, а то и две машины наружки. И когда это обязательно происходило, он подзывал уже ждущего своего часа сотрудника: "Иди, Саша (или Антон), иди". Сашей и Антоном были два молодых оперативника Александр Феклисов и Антон Яцков. В 1943-м никто и предположить не мог, что под началом Леонида Романовича служат будущие Герои России. Вернувшись домой в 1945-м, он стал заместителем, а затем и руководителем отдела технической разведки. Иногда говорил: "Я сам смогу попробовать собрать бомбу. Полученной информации хватает". Это и благодаря ему советские ученые создали свое "изделие", испытание которого в 1949 году стало полной неожиданностью для американцев. Он шел за бомбой прямо от ее американской купели и довел до взрыва в Семипалатинске.

Ну а горечь, что ученые подзабыли о вкладе разведки, сегодня уступила бы место профессиональному удовлетворению. Разведчики и академики договорились. Давайте считать, что все было фифти-фифти.