Поделиться
Александр Болдачев: Хочется показать, что арфа - современный инструмент, с собственным, абсолютно непохожим на другие голосом. Я люблю, когда музыка звучит в атмосферных местах, которые располагают к салонному творчеству. Мои концерты - в духе старой традиции, именно салонные: я общаюсь с людьми, рассказываю, что буду играть и почему. Слушать даже самую красивую старинную музыку и не понимать, о чем она, очень сложно. В нынешнем информационном шуме тяжело сосредоточиться.
Ваша арфа - историческая или новая?
Александр Болдачев: Из-за того что натяжение струн здесь - две тысячи тонн, старинные инструменты практически не сохраняются. Арфе нужно менять деку, а это уже получается практически новый инструмент. Так что сейчас чем новее, тем лучше. Моей арфе пять лет, она называется "Минерва" в честь богини мудрости и приехала из Италии. Фабричные арфы производит лишь несколько стран: США, Италия, Франция и Япония. Есть, конечно, и кустарные инструменты. Но это в основном маленькие кельтские арфы. Сама конструкция очень сложная: пять тысяч деталей, 47 струн. Зато это дает исполнителю огромные возможности. Поэтому в моем репертуаре и барочная музыка, и Шопен/Брамс/Дебюсси, и современные композиции, например группы Nirvana.
Вы сами делаете переложения для арфы?
Александр Болдачев: Да, у меня свой подход и своя техника, которая сложилась из опыта работы с разными профессорами. Когда я хочу что-то сыграть, то не ищу готовую транскрипцию, а делаю ее под себя - с оригинала. У меня более 300 таких обработок, и это не предел. Для арфы много написано самими арфистами, но мало - теми композиторами, которых все знают. И эти произведения тоже рождались потому, что композитор знакомился с известным арфистом, сочинял для него. Так было, например, с Глинкой и Прокофьевым... Я общаюсь с современными российскими композиторами. Но заказ на произведение для определенного инструмента, как правило, может делать оркестр или иная структура, у которой на это есть бюджет.
Отличается ли мужская манера игры на арфе от женской?
Александр Болдачев: Я не разделяю эти гендерные стереотипы. Нет никакой "мужской" и "женской" игры, "мужского" или "женского" инструмента... Есть просто музыка, которую, возможно, чисто эстетически женщина почувствует иначе, чем мужчина. Но тут дело не в манере исполнения. От арфиста физически требуется все то же самое, что от пианиста или виолончелиста, только помноженное на десять. У меня, допустим, внизу на инструменте семь педалей: работают и ноги, и руки, и осанка нужна хорошая, и гибкость, чтобы постоянно вперед наклоняться. Любой музыкант должен быть выносливым, стойким и закаленным. Это не та работа, которую многие себе представляют: приезжает изнеженный барин с накрахмаленным воротничком, садится за рояль и начинает играть. Это часто тяжелый труд, испытание именно для здоровья. Чтобы не срывать концерты, нужно иметь сильный иммунитет. Я очень надеюсь, что наша система образования постепенно начнет готовить новый тип исполнителя, который может брать на себя большие нагрузки и играть разнообразную музыку, обладает многими навыками - пиара, менеджмента, режиссуры... Мне сейчас так или иначе приходится брать на себя все эти аспекты творческой деятельности, не имея специального образования. Осваиваю все на ходу.
У вас есть собственные проекты по популяризации арфы?
Александр Болдачев: Я инициирую проведение Всемирного дня арфы. В сентябре в Цюрихе провел Второй арфовый фестиваль. С масштабными мероприятиями в период эпидемии сложно, конечно. Швейцария за несколько дней до начала фестиваля ввела новые ограничения, разрешив приходить на концерты только привитым или переболевшим людям. Это сняло 70 процентов публики и немного усложнило мою работу... Но я все равно планирую еще проекты, в том числе в России. Недавно завершился, например, цикл концертов "Арфа мира" на ВДНХ - каждый был посвящен отдельной стране. Сейчас мне кажутся важными именно тематические программы. В какой-то степени арфа вошла в моду. К ней всегда обращались в тяжелые времена. Много музыки для арфы было написано во время войн, после эпидемий... Ее звучание связывает нас и с прошлым, и с чем-то... потусторонним. Обращает к хорошим побуждениям. А музыка и должна это делать.