Худрук БДТ им. Товстоногова - о настоящем и будущем актеров и зрителей в изменчивом мире
Атом и молекула
Прежде всего - с возвращением в историческое здание.
Андрей Могучий: Ну, настоящее возвращение все-таки было семь лет назад, в 2014 году, когда мы после действительно капитального ремонта вернулись в это здание. А сейчас было исправление, назовем так, ошибок, которые были допущены тогда. После того ремонта совсем скоро в подвале и трюме сцены появилась вода, крыша стала протекать, если на улице был дождь, то в лифте капало, ну и прочие прелести. Сейчас есть надежда, что это не повторится. Строители в этот раз показались людьми обязательными и ответственными. Сделали все вовремя и, кажется, качественно. Такое нечасто в этом бизнесе. Но время покажет.
Так или иначе, мы вернулись домой после полугода скитаний, да еще пандемия... Короче, все счастливы.
Недавно театр стал патронировать "Росатом". Может, потому и ремонт - на атомном уровне?
Андрей Могучий: Нет, к ремонту "Росатом", конечно, не имеет никакого отношения. "Росатом", спасибо ему, стал генеральным партнером в год столетия театра, и мы очень тесно и плодотворно сотрудничаем. Это чудесное стечение обстоятельств, что в момент, когда началась пандемия, у нас оказались такие друзья и партнеры. Мы выжили во многом благодаря их помощи.
БДТ только что объявил большую программу, связанную с наукой. Это привет "Формальному театру" - вашей любви к новым формам в искусстве?
Андрей Могучий: Я по первому образованию инженер, хотя потом всю жизнь занимался театром. Кажется, сейчас эти две части моей жизни имеют шанс соединиться. Когда мы задумывали проект год назад, идея сделать лабораторию на тему взаимодействия науки и искусства казалась относительно свежей. Я имею в виду для театрального искусства...
Да, это понятно.
Андрей Могучий: Театр традиционно запаздывает с освоением новых эстетических пространств, в отличие от современного искусства. Что обидно. Захотелось исправить эту ситуацию.
Насколько формы новые - не знаю. Та же древняя "Бхагавад-гита" (часть древнеиндийского эпоса "Махабхарата", концентрат индуистской философии. - "РГ".) - по сути, чуть ли не учебник по квантовой физике. Можно прочесть как текст, описывающий законы устройства Вселенной. Так что наука и искусство, "арт энд сайенс", - вещь древняя, а нынешний интерес к этому, думаю, связан с дигитализацией, цифровизацией жизни, ментальности, всего способа существования.
Это такой взгляд в страшное, непонятное будущее, куда мы плавно входим. Сделать это очень важно именно на пороге новой эпохи дегуманизации, когда "машины" так быстро наступают. Надо начинать как-то с ними договариваться. У нас есть проект, где группа художников "Куда бегут собаки" пытается вместе с учеными научить машину, скажем, играющую в шахматы, распознавать запахи - чтобы это новое для понимания реальности воздействовало на ее основную функцию. То есть очеловечить робота, включить в его систему принятия решений некую "эмоциональную" погрешность. Для ученых эта задача звучит абсурдно: зачем сбивать программу робота, выполняющего свою задачу? Парадокс, но художник должен интуитивно предвосхищать новую стадию взаимоотношений живого и неживого. Тем более что к этому рано или поздно приблизится человечество.
Проект называется "Лаборатория № 3". В нашу задачу входит поиск подлинной связи разных типов познания. Никто никого удивлять не собирается.
Евгений Замятин, кстати, тоже был инженером. В 1920 году написал роман "Мы" под впечатлением новой цивилизации машин, призрак которой увидел в Англии. А мы-то читали его антиутопию как метафору тоталитарной советской действительности.
Андрей Могучий: Все очень сложно. Вопрос о тоталитаризме и левой идее сейчас претерпевает такие изменения, которых мы и представить себе не могли лет десять назад. Мы незаметно - от страха, незнания, непонимания, непросвещенности, вольно или невольно - льем воду на то, что вполне может превратиться в новые, неведомые формы. Странное время, странная эпоха.
Облако и матрица
Новая ситуация, ориентация на "машину" как-то меняет концепцию актерского существования на сцене здесь и сейчас?
Андрей Могучий: Театр - это вообще про здесь и сейчас. Если про другое, то это уже не театр. Наступает новая эпоха, безусловно. Видели на фестивале NET "Три сестры" Сюзанны Кеннеди? Это один из важных спектаклей на сегодня. У нее одинокие роботы грустят о прошлом, об ушедшей эпохе. Удивительный спектакль. Предощущение будущего.
Надо быть внимательным к себе и к другому. И аккуратно попытаться встроить себя в эту ситуацию. Либо остаться партизаном прекрасного чувственного прошлого и вести войну с будущим…
… Из которого нам транслируют ностальгию роботов?
Андрей Могучий: Какую-то космическую печаль, это правда. Мы все окажемся или в "матрице", или в "облаке", если уже не там. Нам сейчас трудно это оценить. Но история нашего земного потерянного рая, наших чувств, привычек и страстей, думаю, вот-вот закончится. Во всяком случае, к какой-то катастрофе мы идем.
Во время пандемии вы сделали очень крутой проект bdtdigital. Что осталось от этого опыта?
Андрей Могучий: Мы сделали этот проект из страха потерять друг друга. Потерять то самое прекрасное прошлое. Из необходимости заполнить пустоту, которая резко возникла вместе с пандемией. Очень активно занимались этим месяца два-три, а потом страшно утомились. Это стало непереносимо тяжело - потому что мы люди. Наша генетическая память кричит, не хочет в эту виртуальность. Но опыт был очень важный для всех нас. В частности, родился проект моего студента Эдика Закаряна, который сделал два спектакля БДТ - "Вишневый сад" и "Моцарт и Сальери", спектакли внутри игры Майнкрафт. Два очень коротких спектакля, сделанных по кратким содержаниям классики.
Артисты ровно в семь часов, сидя дома, с помощью квадратноголовых аватарок выходили на виртуальную сцену. Импровизация, живая реакция, зрители, которые комментируют действие. Это было очень похоже на происходящее в живом театре. И я смотрел, чувствуя причастность, сопереживал - почти как в театре. Внутри этих геометрических фигурок были живые души артистов, которые сидят далеко друг от друга и соединяются на виртуальной площадке, видят цифровые слезы друг друга. За виртуальными фигурками было реальное переживание - это, конечно, страшно поразило. Я уж не говорю о том, что такой проект, как bdtdigital, может быть полезен для социального или документального театра.
Премьеру "Три толстяка. Эпизод 7. Учитель" вы тоже готовили в зуме?
Андрей Могучий: Нет, мы со сцены вообще не уходили. Всех закрыли, а мы остались. Это было чудесное для нас время, потому что столько репетировать на большой сцене, сколько репетировали мы, просто невозможно в "мирной" жизни. Но тут и плюсы, и минусы. Это была река без берегов, ничто не ограничивало, не дисциплинировало. Только в последние 10 дней смогли мобилизоваться, впрыснуть в себя адреналин и сделать то, что не могли за год. При этом все равно в этом спектакле есть неторопливость. Бесстрашие перед неторопливостью.
Прошлое и будущее
Этот опыт работы в изоляции совсем невоспроизводим в обычной жизни?
Андрей Могучий: Отчего же? Мы можем имплантировать этот опыт в реальность. Надо определенным образом поменять организационные формы сегодняшнего театра, которые заточены под вчерашний день. Среди моих интересов и задач на ближайшее будущее - попытаться сделать такую реформу.
Реформу, касающуюся производства спектакля?
Андрей Могучий: И производства, и проката, который может быть гораздо более гибким и разнообразным, чем принято нынче в театре. И многие другие вещи нужно реформировать в театре, даже в тех условиях, которые дает нам законодательство. Получится, нет - другой вопрос. Режиссер Анатолий Васильев поделился как-то своими мыслями об организации репертуарного театра. Он же мудрец, подсказал несколько замечательных идей, которые я пытаюсь внедрить в умы административно-финансового и хозяйственного блока нашего театра. Надеюсь, получится. Когда программа будет хоть в каких-то чертах ясна, мы расскажем, что задумывается.
На второй сцене БДТ - в Каменноостровском театре - вы придумали программу "Четыре". Она названа экспериментальной. Почему?
Андрей Могучий: Я предложил четверым уже хорошо известным режиссерам поиграть в некую игру. Каждый должен на какое-то время стать худруком Каменноостровского театра. Увы, хорошие спектакли возникли и, надеюсь, еще возникнут, но амбиций стать худруком, иметь художественную программу не появилось. Что дальше? Мы делаем выводы, но программа будет, безусловно, продолжаться. В результате выйдет какой-то один лидер, которому будет дан карт-бланш руководить Второй сценой БДТ в течение, скажем, сезона. Это интересно, потому что в генерации, которая идет за нами, не прослеживается какого-то интереса, желания конструировать, изобретать свой собственный театр. Все сводится к созданию там-сям спектакля, но не программы.
Вы только что набрали новую, уже вторую режиссерскую мастерскую. Какова судьба первой? Поменялись подходы к образованию режиссеров?
Андрей Могучий: Судьба первой мастерской пока ясна не до конца. Их выпуск попал на пандемию, когда нельзя было встречаться, занятий не было, и это, конечно, катастрофа. Выживают сами, как могут. Я уже говорил об Эдике Закаряне, который сейчас у Богомолова до Нового года должен выпустить "Гамлета". В Москве еще Аня Макеева в театре Российской Армии вот-вот должна выпустить спектакль, насколько я знаю. В БДТ выпустили спектакли Арсений Бехтерев и Фамил Джавадов. В Ярославле Арсений Мещеряков скоро должен защищать диплом. Насколько могу, помогаю. Но при этом ответственно подхожу к художественному качеству их работ.
А новый курс?
Андрей Могучий: Время покажет. На прежнем курсе мы отпустили вожжи с первого дня. Им надо было делать ровно то, что им казалось правильным, что им хотелось. Но развиваться в профессии можно, только имея инструментарий. С новым курсом мы начали с жесткого закручивания гаек. Они не выходят из учебного корпуса БДТ, с утра до ночи в театре. Начали не со свободы, а с ремесла.
Погружаем их в собственное "я", приучаем анализировать поток повседневности, относиться к жизни как к искусству. Они уже написали маленькие пьески по поводу неких историй из собственной жизни. Сейчас мы подошли к главному - режиссерскому разбору. Слово "разбор" для меня ключевое. Это маяк, без которого ты болтаешься в хаосе.
Еще одно слово в вашем словаре - "искренность". Его понимание как-то изменилось со временем?
Андрей Могучий: Сильнее по искренности жеста, чем восемь лет назад сделала Алиса (Фрейндлих) в спектакле "Алиса" или сейчас Дрейден в спектакле "Три толстяка. Эпизод 7. Учитель", наверное, трудно себе представить. Они работают жертвенно. Сами сюжеты во многом - из их собственных жизней. Мы стараемся так делать театр - из того, что действительно в этот момент нас сильно тревожит. И в этом смысле Фрейндлих, Дрейден, Усатова, с которой сейчас мы начинаем работать, - эталоны искренности.
Что вы сейчас репетируете?
Андрей Могучий: Шукшин, "Материнское сердце" с Ниной Усатовой. Надеюсь, в феврале выпустим. Оскарас Коршуновас начал делать "Елизавету Бам" Хармса и в январе должен выпустить. Хармс на большой сцене - это очень важный для нас поступок. Именно в Питере. Ведь Хармс - плоть от плоти этого города. Обязательно надо обратить внимание на то, что сделает Женя Сафонова в спектакле по роману Кутзее "Бесчестье". Затем японский режиссер Мотои Миура будет ставить "Преступление и наказание" - надеюсь на хороший художественный результат.
Мы сейчас нацелены на молодежь, которая у нас достаточно крутая. Мечтаю сделать спектакль с Мариной Игнатовой и Еленой Поповой.
Почти все ваши спектакли в БДТ связаны с рефлексией о прошлом. Сейчас часто слышишь от молодых, что им эта обращенность назад больше не интересна, что надо смотреть в будущее.
Андрей Могучий: Они правы.