Современное европейское искусство показали в Новой Третьяковке
Задуманная три года назад Третьяковской галереей и Фондом искусства и культуры (Бонн), отложенная на год из-за пандемии, она возникла из размышлений о судьбах Европы как общности стран, людей, ценностей и оказалась как нельзя более кстати сегодня. Более того, сама выставка доказывает возможность диалога о наболевших проблемах, будь то жизнь мигрантов, экологические катастрофы, социальная несправедливость или неравноправие женщин, с самых разных позиций. Она создавалась одиннадцатью кураторами из разных стран, почти треть экспозиции - новые работы, созданные специально для этого проекта. Звездный состав участников, среди которых, в частности, такие мэтры, как Энтони Гормли, Георг Базелиц, Кристиан Болтански, Эрвин Вурм, Герхард Рихтер, Илья и Эмилия Кабаковы, Ансельм Кифер, Борис Михайлов, Аннет Мессаже, Вольфганг Тильманс, Мона Хатум, Шейла Хикс, Олафур Элиассон, свидетельствует, конечно, об уровне проекта. Но не только.
Кураторы не стремились "сложить", как паззл, парадный портрет европейской художественный элиты. Или представить "товар лицом", словно на выставке достижений арт-хозяйства. Скорее, перед нами "мозговой штурм", попытка понять, что способно объединить нас сегодня, теплится ли жизнь в вечных ценностях, будь то "свобода, равенство, братство", или право человека на жизнь и кров.
Встретимся в Афинах
Именно поэтому одна из первых работ, которая встречает зрителей, - блоки "Пост-руины розовой" греческого художника Андреаса Ангелидакиса. Руины, разумеется, напоминают об античности как колыбели европейской цивилизации. Но "обломки" оказываются не кусками розового мрамора, а мягкими подвижными кубами и параллелепипедами, которые можно сдвигать, на которых удобно сидеть, обсуждать впечатления. Словом, Ангелидакис принес память не только о теплом мраморе Парфенона, но и об афинском форуме как месте рождения демократии.
Тема форума как места для дискуссий, как пространства для публичного высказывания, независимого суждения и спора становится важнейшей для многих художников. Румынский художник Дан Пержовски в работе "Пресс-овка" использует страницы европейских газет для лаконичных рисунков и подписей, работающих как граффити и комментарий поверх печатного текста. Возвращение к рисунку, который противостоит тиражируемому образу, - это возвращение "одинокого голоса человека", вторжение в публичное пространство с личным месседжем. Поводом для Пержовского может быть что угодно: пожар Нотр-Дама, лагеря беженцев, которых призывают вернуться обратно "домой", пандемия или трансформация Facebook в Мета-вселенную.
"Пресс-овка" перекликается с выразительной работой чешской художницы Евы Котатковой "Место, чтобы высказаться". Каждый желающий может попробовать войти в трибуну, похожую на цилиндрическую тумбу из прутьев, влезть в рукава рубашки, превращающие "трибуну" в сценический костюм, и дотянуться до лежащего далеко в стороне громкоговорителя. Игра, предложенная зрителю, отсылает к богатым традициям театра абсурда и народного площадного театра.
Любопытно, как с румынским карикатуристом вступает в диалог известное произведение испанца Фернандо Санчеса Кастильо, который осмысляет франкистское наследие Испании, обращаясь к "Гернике" Пикассо и к немецким документальным фотографиям 1930-х. В частности, Кастильо напоминает о временах, когда цена индивидуального высказывания становилась сравнима с ценой жизни. За отправную точку отсчета он берет снимок толпы 1936 года, поднимающей руки в нацистском приветствии в момент, когда звучит песня "Хорст Вессель". К сожалению, не указан автор фотографии. Но очевидно, что его внимание привлек работяга средних лет, который стоит посреди толпы, спокойно скрестив руки. Именно он оказывается в композиционном центре снимка. Именно этого человека (предполагают, что его звали Август Ландмессер) Кастильо делает героем своей работы. Нет, он не ставит его на пьедестал. Но скульптурную фигурку "маленького человека" (не больше игрушечного солдатика) художник выпускает тиражом 5000 экземпляров и выставляет их в зале как напоминание о том, что у каждого есть выбор.
Незабудки в зимнем лесу
Вообще тема прошлого Европы - ее обманутых надежд и утраченных иллюзий - проходит лейтмотивом через многих работы. Тут и очень тонкая, щемяще лирическая инсталляция "Незабудки" латыша Кристиана Эпнерса. И похожие на школьные каракули железные письмена Петрит Халилай. Собственно, они и есть повторение каракулей, которые остались на партах в разбомбленной югославской школе и в памяти художника. И сентиментально-абсурдистский поворот "Остальгии" Хенрике Науман. Она переворачивает комнату на 90 градусов, отправляя шкафы и стулья к потолку и превращая повальную смену мебели в 1990-е жителями Восточной Германии, в метафору политических перемен. А заодно передает изящный привет Георгу Базелицу. Он любит (вслед за Кандинским) переворачивать свои полотна вверх тормашками, сдвигая внимание с сюжета на композицию и цвет. Кстати, его цикл по мотивам советских картин из школьных учебников, тут же рядом.
Наиболее трагически, почти безысходно тема прошлого звучит в инсталляции Ансельма Кифера "Зимний путь", которая была сделана для постановки одноименного балет Джона Ноймайера в парижской опере Гарнье в 2015 году. Но и для Ноймайера, и для Кифера отправной точкой в этом путешествии стал предсмертный цикл песен Франца Шуберта. Вместо кулис - картины зимнего леса, словно явившегося из страшных сказок братьев Гримм, где вместо указателей - черные, обугленные деревья с именами немецких художников. Впрочем, едва ли не первым в "титрах" появляется имя мадам де Сталь, которая ввела моду на немецкий романтизм во Франции. На опушке этого вполне экспрессионистического фантомного леса - госпитальная койка с брошенным заржавленным автоматом и именем Ульрики Майнхоф, террористки, лидера RAF ("Фракции Красной Армии"), блестящего пера немецкой журналистики 1960-х, закончившей жизнь в тюрьме. Этот хоррор, где лес оборачивается военно-полевым госпиталем, а тюремный госпиталь - призрачным лесом послевоенных снов, выглядит странным посланием потомков предкам. Или - гротескной рифмой к руинам и зимнему пейзажу в картинах чувствительных романтиков.
Атланты держат Землю? Точно?
Если прошлое является нам в снах, то настоящее - это пробуждение. Выразительный образ его можно обнаружить в инсталляции "Созвездие" Алисии Кваде. Да уж, не всегда над нами небо в алмазах. Скульптор соединяет жесткие металлические структуры, природные камни и пуховое одеяло с подушкой. Неубранная постель навевает мысли о домашнем уюте, отдыхе, безопасности. Металлический каркас - вроде чертежа мира, в котором мы чувствуем себя уверенно. Громадный валун, оставшийся с ледниковых времен, мог бы украсить японский сад камней. Но нависший над изголовьем, он видится обещанием катастрофы. Кроме хрупкости настоящего, этот дом под небесами наглядно обнаруживает беззащитность чуда жизни.
Баланс и мера, похоже, становятся ключевыми понятиями эпохи. В инсталляции уроженки Бейрута Моны Хатум уже нет ни постели, ни прочного каркаса дома. Нет и валунов. Вместо них - куски железобетона, обломки здания, свисающие с потолка на железной проволоке. Это странный мир, подвешенный между небом и землей, прошлым и будущим, то ли парящий, то ли падающий, то ли открытый, то ли опасный, и есть настоящее. В нем еще мерцает память о рациональности эпохи Просвещения, о цивилизационных амбициях modernité, которые вдохновляли первых колонизаторов. Но еще очевиднее память о фиаско колониального проекта, выросшего на плечах века энциклопедистов и Бонапарта.
На этом фоне чугунные "атланты" Энтони Гормли, которые не держат землю, а держатся за нее, - это поразительный образ, переворачивающий и привычный античный миф, и представления об отношениях человека и природы. Парящие тяжеленные скульптуры Гормли, напоминающие разом египетских стражей загробного мира и творения кубистов, как и парочка великанов, словно забредших из Стоунхеджа (на самом деле эти ребята из века стального литья, и созданы скульптором Уго Рондиноне), демонстрируют, что современность порой неотличима от архаики.
***
Но как бы светлое будущее ни притворялось темным прошлым, главное, чтобы оно было у тех, кто растет сегодня рядом с нами. В этом смысле проект Кристиана Болтански, один из открывающих выставку, выглядит эпиграфом к экспозиции. В видеопроекции художник соединяет портреты детей из стран-участниц выставки - Франции, России, Германии. Мы не можем знать, каким будет будущее, но мы можем попытаться угадать его в лицах своих детей, у которых будут внуки, которые (кто знает?) могут быть похожи и на своих дедов и бабушек. И это смешение черт и наследственной памяти поколений, порожденное естественным ходом вещей, является в многообразии лиц маленьких европейцев, за которыми стоит история континента и его народов. Будем надеяться, продолжение следует.
90 художников из 35 стран представили на выставке свои произведения.
Больше 20 работ созданы специально для этого проекта.
11 музейных кураторов работали над выставкой.