Ушел восемнадцатилетним - необъяснимо, нелепо и странно - в 1970-м. Прочерк между двумя датами всегда краток, но тут он и вовсе как искра от костра.
И бьют в висок строки Пастернака, который был любимым поэтом Володи: "О, знал бы я, что так бывает, // Когда пускался на дебют, // Что строчки с кровью - убивают, // Нахлынут горлом и убьют!.."
При жизни у Володи было лишь две-три публикации. Первая книга его стихов вышла через тринадцать лет после гибели юноши, в 1983 году.
Недавно появилась вторая*. Поклон ее составителям Елене Семеновой, Борису Кутенкову и Николаю Милешкину, а также Ремме Арштейн, сохранившей архив поэта.
В новой книге не только стихи Володи Полетаева, но и его письма, переводы, заметки о поэзии и искусстве перевода. Володя переводил с украинского, белорусского, болгарского, польского, испанского, немецкого и грузинского языков.
Грузию и грузинскую поэзию он любил особенно, поэтому после школы поступил на грузинское отделение факультета художественного перевода Литинститута.
Стихи Володя писал с семи лет. Поэзию он видел, слышал и чувствовал во всем, что его окружало. Дом на Ленинградском проспекте, где жил Володя, издавна пронизан поэзией: до ухода на фронт в нем жил автор "Бригантины" Павел Коган.
А годы отрочества и юности Володи Полетаева - 1960-е - сами по себе были поэтической эпохой. Никогда больше стихи не значили для людей так много, как тогда. Что-то легкое, светлое и нежно пьянящее было в том воздухе.
"Я люблю стихи, которые могу пробормотать на ходу, в такт дыханию, в такт шагу... люблю стихи, которые ходят со мной рука об руку..."
Если у вас за окном сейчас падает снег, то это стихи Володи. "Неприбранная мостовая лежала в белом беспорядке, мучительно напоминая об ученической тетрадке..."
* * *
Окно выходит на задворки,
на жестяные гаражи,
учебник в почерневшей корке
на подоконнике лежит.
А дальше - ветхие ограды,
подслеповатые дома,
и воробьи не в меру рады,
что вот кончается зима.
А ты молчишь, меня не слышишь,
страницу пальцем шевелишь
и вдаль на облака и крыши
сквозь стекла пыльные глядишь.
А там, гудками пробивая
окраинную благодать,
легла дорога окружная -
не развести, не разорвать.
* * *
Небо начинается с земли,
с лепета невнятного былинок,
с огонька случайного вдали,
с желтых Якиманок и Ордынок.
Как страницы, листья шелестят,
где-то рядом,
слышишь, подступает листопад,
мы с тобой стоим под листопадом.
Задыхающаяся жара
торопливо обжигает щеки,
дождь зарядит с самого утра,
глухо забормочут водостоки.
Дождь заладит с самого утра.
Эта осень на дожди щедра.
Капли расплывутся на стекле -
небо возвращается к земле.
* * *
Вот снег неумелый и мокрый
по горло дворы завалил.
О, привкус живительной охры
на синьке февральских белил.
А большего нам и не надо,
такая у нас благодать,
такая простая отрада
снежки в мирозданье кидать.
* * *
...Оно написано лиловым,
оно еще не стало словом,
случайный выдох или вдох,
презреньем поднятый врасплох.
Оно возникло как разгадка
того, о чем давным-давно
шептала детская кроватка
и лампы желтое пятно...
1966-1969 годы
Алла, здравствуй!
На днях получил твое письмо... В той книжечке Блока, которую я тебе прислал, это, пожалуй, самые лучшие стихи. Тебе они должны понравиться. Вот ты пишешь, что некоторые стихи Блока не понимаешь.
А что значит - "не понимаешь"? Мало просто видеть то, что написано, надо это чувствовать.
Настоящий поэт - это тот, кто не сообщает тебе о своем чувстве, а передает его тебе. Вот и Блок передает.
...И нет у Блока непонятного. Есть недосказанное. Но ведь в настоящей лирике почти всегда есть что-то недосказанное, что ты должен домыслить и дочувствовать сам.
...Я помню, как я в первый раз прочитал "О, весна без конца и без краю...". Помню, как меня, когда я его только что прочитал, послали за чем-то, кажется, за хлебом. Был уже вечер, на улице было много народа, а я шел, не разбирая дороги, на всех натыкался, руками размахивал и ничего не видел, только стихи у меня в ушах звучали.
* * *
Посылаю тебе несколько своих стихотворений. Жду от тебя самого подробного и дотошного суда...
В большинстве этих стихотворений - Москва.
Старая Москва с ее кривыми переулочками, зарастающими тупиками, мелкими золочеными головками церквей, купецкими особняками Замоскворечья, мне очень хотелось бы, чтобы она пришла к тебе и стала тебе своей, родной. Если бы ее не было, я, наверное, не писал бы стихов.
* Владимир Полетаев. Прозрачный циферблат. Москва. ЛитГОСТ, 2019. Тираж 500 экз.
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru