В пустом бассейне с бледным кафелем Мастер (Денис Савин) творит скульптуру - долбит молотком с зубилом прямо по черепу Понтия Пилата (Михаил Лобухин). Видимо, мозг от этого крошится у обоих, но Пилат удрал, а из стенки бассейна выехала кровать, и Мастер оказался в клинике для душевнобольных. Дальше все как положено.
Аннушка разлила масло, элегантный Воланд предупреждал болтавших на скамейке Берлиоза и Бездомного. По авансцене провезли отдельно тело, отдельно голову Берлиоза, потаскав ее за окровавленные волосы. Потом в бассейне откроется дюжина дверей, за одной взвизгнет в ванной намыленная девица, за другой охнет застигнутый на унитазе милиционер. По сцене носится одетая в советское ретро группа граждан, изображая трамвайный вагон - так малые дети играют в машинку. Свита Воланда мило бесчинствует, Кот Бегемот тихо гадит на полутруп. Высококлассные артисты Большого театра делают вид, что участвуют в балете.
Когда действие переходит в театр варьете и на сцене наконец-то танцуют, в собранном из разных сочинений Шнитке и Милко Лазара звучит единственный адекватный танцу фрагмент, трагичное танго Шнитке из кинофильма "Агония", здесь созвучное знаменитому танго Шостаковича. Но труппе не придумано танца, как и прирожденному конферансье Жоржу Бенгальскому (Геннадий Янин): пока его как бы открученной головой не до жути, легонько играют в бильярд, завороженная фокусом публика варьете раздевается до семейных трусов, черных чулочков и сексуальных перчаток по локотки, будто готовясь к свальному греху в духе Пазолини.
И вот тут спектаклю без хореографии хватает только режиссуры. Вот эта самая толпа, только что жаждущая развлечений, сытая и вальяжная, превращается в голых человеков обоего пола, беззащитных перед тираном. Перед любой властью, какой бы она ни была. Блистательный Воланд (Артемий Беляков), окончательно их гипнотизируя, перекидывает управление дивному Понтию Пилату (Михаил Лобухин), и когда, опомнившись, люди бьются в закрытые двери, кафельный бассейн превращается в газовую камеру. Балет "Мастер и Маргарита" будто нежданно для самого себя перелетает от темы сталинизма к злодеяниям фашизма, а оттуда без остановки в наше время "игр в кальмара" и вирусных атак, когда физическое тело все больше уязвимо и все больше контролируется социумом.
Однако действие ныряет обратно к допросам-пыткам, и растерзанный тройкой следователей Мастер передает привет от постановщика Эдварда Клюга распятому Христу Бориса Эйфмана и Сальвадора Дали. Дуэты с Маргаритой, и первый и второй, смотрятся очень странно, колкая дисгармония музыки противоречит любому поиску гармонии через поддержки и пуанты. Эту лирику выручает ирония - то есть свист закипевшего чайника перед кроватью сошедшего с ума Бездомного (Михаил Крючков).
Справедливости ради, постановщик не только позволял сюжету вывозить самого себя. Тянитолкайское объяснение героев на скамейке или пронзительное слияние доктора-психиатра с больным смотрятся отлично. Но не оставляет ощущение, что артисты в большинстве случаев лепили из того, что было. Красавица Гелла (Ана Туразашвили) рисовала попавшую на банкирскую тусовку среднюю актрису, Бегемот (Вячеслав Лопатин) пакостил широко и на изумление красиво, абсолютная Маргарита (Ольга Смирнова) играла хрупкую сильную женщину, не получив ни одного содержательного соло. И где еще разгуляться балетмейстерской мысли, как не на сцене бала сатаны, но здесь Эдвард Клюг использовал один-единственный прием, названный ровесником того времени Мандельштамом "растительной покорностью кордебалета".
Одетая в телесные трико с алыми перчатками нечисть сливается в непрерывную линию, множа разом "танцы машин", прием варьете и ныне модного хореографа Димитриса Папаиоанну. Цепь сомкнутых, непрерывных, как лиана, рук замыкается на пьющей из черепа кровь Маргарите, зло торжествует, тихий финал с выходом Мастера из матраса провисает.
Театральные не любят "Мастера и Маргариту", социальный мистицизм романа гаснет от прикосновений. Но досада от посредственности, мелкотравчатости спектакля все равно есть. Дважды мелькал шанс, что мимо-пластическое шоу разрастется до хореографии. Но что мимо, то мимо, выстрел из пушки по воробьям. И хотя по либретто "отрицательные отзывы критиков заставляют Мастера чувствовать себя распятым", остается восторг перед его храбростью и находящейся в отличной форме труппой, способной станцевать хоть Шнитке, хоть Клюга. Вот этому и можно порадоваться.