Парень и девушка, Коля и Саша, почти подростки, едут в кузове попутного грузовика в лесную чащу, где есть тайная хижина-развалюшка, чтобы в ней предаться радостям самой первой неумелой любви. Рука тянется к руке, губы к губам, но страх перед неизведанным сбивает парнишку с толку, любовь пока выходит робкая, платоническая, на расстоянии. Как говорил в старом фильме герой Марчелло Мастроянни, "Желание-то у меня есть!".
В такие дни отрешенности от большого мира, когда ничего существенного внешне не происходит, в душах новых Адама и Евы что-то, вероятно, зреет. И тогда весь микромир вокруг кажется очень важным, все полностью занимает внимание - жужжанье пчелы, шелест листа, летящая по ветру паутинка. Добрая треть картины - абсолютно пантеистическая созерцательность, колыханье природного мира, в который вписаны эти двое. Загадки начнутся, когда из-за листвы им предстанет странное и удивительное зрелище: невдалеке материализовался дом, и двое его обитателей, абсолютно голые, совершают омовение под солнцем. Это супружеская пара, к которой юные герои безотчетно потянутся, влекомые неведомой силой. Познакомятся, станут дорогими гостями, будут хлебать из одной миски, но так и не узнают их имен. Зритель, утомленный жужжаньем и колыханьем, воспрянет, почувствует здесь подвох и приступит к разгадке загадки.
Возможно, ключ нужно искать в цитате из апостола Павла, с которой стартовал фильм. Там любовь не завидует, не гордится, не бесчинствует, не превозносится, не раздражается и вообще, судя по бесконечным "не", ни на что не способна. Цитата из Нового Завета как минимум прояснит вопрос, почему в фильме о любви нет чувственности. Электричества. Или того, что в странах, где секс есть, зовут "химией". Есть любовь, эфемерная, неземная и бессильная, как ангел. Но будем смотреть дальше.
Теперь мест действия фильма стало два: хижина, где двое пытаются, но не могут заняться любовью, и этот странный дом со странными супругами, к которым почему-то этих детишек тянет, несмотря на пропасть, их разделяющую: супруги далеко не молоды, он вечно в щетине, она не любит кормить кошек - что с ними может быть общего?
Потом к двум локациям добавится третья: городская квартира, и красивая женщина (мы узнаем в ней Сашу) с балкона видит гигантскую волну, которая тянется к небу и готова поглотить и город, и весь этот обреченный мир. Наваждение будет повторяться, как ночной кошмар, и Саша раз за разом пытается докричаться до Коли, но Коля не ответит, и некому прийти Саше на помощь.
Теперь нужно разгадывать новую загадку: что это - сновидческое воплощение неспособности юного Коли утолить телесную жажду юной Саши? Или предвестие грядущего равнодушия, неотвратимо сменяющего любовный угар? Или, даже пророчество конца света, которое наступит в результате окончательного размежевания полов? По некоторым данным, оно полным ходом идет, и полы уже в состоянии холодной войны - вот и фильмы появились, где дамы приглашают, а потом отстреливают кавалеров (см. "Сигнал бедствия"). И у самок богомолов есть привычка поедом есть любимых, но несостоятельных самцов - там матриархат уже торжествует. Не зря же девочка Саша выглядит зрелее и действует умнее мальчика Коли - она в этом танце ведущая. Но остановим полет досужей фантазии в темном зале, потому что экран тем временем все плотнее окутывается сюрреалистическим маревом. И нужно домысливать загадочные узы, которые связывают этих четырех соседей, делая их неуловимо схожими. Действие не станет динамичнее, но в его медлительности будет скапливаться напряжение, нарастает что-то невысказанное. Финал поставит некоторые точки над i, хотя только запутает вопрос - о чем это и зачем мы это смотрели.
По справедливости, смотрели не зря. Мне было необычайно интересно наблюдать за юными дебютантами в кино - Валерием Степановым (Коля) и особенно Ольгой Бодровой (Саша), она, кстати, получила премию за лучшую женскую роль на "Кинотавре". Видно, что они точно так же не понимают, о чем фильм и что в нем происходит. Они ничего не играют, просто ведут себя сообразно предложенным обстоятельствам, и уже их интуиция начинает поставлять картине и смыслы и обаяние. Это даже не актерские работы, а естественное существование под лабораторным стеклом терпеливого натуралиста-созерцателя. Когда в финале героям приходится перейти к более активным, обусловленным сценарием действиям, с фильма облетают все воображенные смыслы, все скопившееся напряжение и даже эта драгоценная естественность. Так бывает в детективе, когда ожидаешь бог знает чего, а получаешь Волгу, уныло впавшую в Каспийское море.
Сказать о второй актерской паре можно только банальность из того же ряда Волги и Каспия: Юлия Ауг и Андрей Смоляков очень хорошие артисты. Они могут просто сидеть, лежать или стоять в кадре, могут почистить морковку или испустить дух - им заранее веришь, ими заранее наслаждаешься и никогда не обманываешься в ожиданиях. Но ни сценарист, ни режиссер фильма здесь совершенно ни при чем.
Такие фильмы заранее обречены в прокате - они для тех, кто способен в зале свободно галлюцинировать любые ассоциации и параллели, параболы и отразившие наше смутное время метафоры, отталкиваясь от жужжания пчелы, надкусанного яблока или лунатического продвижения руки мальчика к руке девочки. И если в зале собирается такая продвинутая публика в компании с продвинутым жюри, такие фильмы получают все премии мира.