Синий занавес, синие костюмы актеров - цвет, выбранный художником Максимом Обрезковым, отсылает то ли к любимой морской фуфайке Сулера (так называли его друзья и коллеги), то ли к "Синей птице" - образу высокой мечты. Кстати, соавтором той легендарной мхатовской постановки был именно Сулержицкий. Но кто, кроме специалистов, сегодня помнит об этом?
Наверное, в том, что широкая публика не сохранила в памяти его имя, отчасти виноват он сам - слишком был нетщеславен, по-детски открыт миру, начисто лишен умения навязывать себя аудитории. Хотя среди почитателей Сулержицкого - величайшие умы России. Им восхищался Лев Толстой ("Ну какой он толстовец? Он просто - "Три мушкетера", не один, а все трое!") и дарил ему свои фото - "Льву Сулержицкому от Льва Толстого", подчеркивая тем самым отсутствие дистанции. Евгений Вахтангов считал его своим учителем и признавался, что без педагогического влияния Сулера, он не смог бы создать своего театра. Максим Горький и Антон Чехов обожали Леопольда Антоновича - без его легкого, жизнелюбивого нрава, обаятельного юмора и сердечной теплоты, похоже, многие бы увяли в декадентской мерихлюндии…
Сегодня Сулера назвали бы необычайно харизматичной личностью - стоило ему появиться в любом помещении, все взоры сразу обращались к нему, хотя ни особенной статью, ни вызывающим поведением он не отличался. Но… Авторы спектакля тщательно стараются разгадать секрет его обаяния. Наблюдательность, юмор? Конечно. Невозможно, например, забыть, как описывает он свое пребывание у постели тяжело захворавшего Толстого. Когда писатель поправился, Сулеру больше всего понравилось, что он с дочерьми уславливался о системе знаков, которые подаст им в последний час, если поймет, что разуверился в своей философии. Кстати, сам Сулер, будучи пацифистом, серьезно пострадал за свои убеждения: вместо армии загремел в тюрьму, а после в психушку. Но веселость никогда не отказывал ему. Например, на пару с Чеховым он всерьез разыгрывал сцену в образе таракана, который умер с голоду, попав из крестьянской избы в дом статского советника. Однако юмор Сулера никогда не был насмешливым - душевную чуткость он ценил превыше всего. Михаил Чехов, получивший повестку в армию, вспоминал: он был поражен, как Сулер в жуткий дождливый день проводил его до призывного пункта и целый день ждал его там, у ворот, чтобы узнать решение комиссии.
"Уметь любить - значит уметь все", - писал Толстой о Сулержицком. Но благостным его житие не назовешь. И спектакль откровенно повествует о бедах и обидах, зачастую наносимых Сулержицкому самыми близкими людьми. Зритель узнает о конфликте английского режиссера Крэга и Станиславского, не сошедшихся в трактовке "Гамлета", где крайним оказался Сулер. О трениях в первой студии МХАТа, столь заботливо пестуемой Сулержицким. О вечной неудовлетворенности мастера, так истово и наивно пытающегося защитить святое искусство театра от мерзостей окружающей жизни.
Пошлость и хамство он ненавидел больше всего. Но противопоставить им "холодную отстраненность" можно только где-нибудь в банке или на железной дороге, размышлял он. В театре необходимо общение душ, а пробиться к чужой душе можно только, обнажая свою…
Постановщики очень постарались сделать так, чтобы рассказанная со сцены история не превратилась в литературный театр. Шестеро актеров то и дело перевоплощаются в персонажей, о которых идет речь: тут и Вахтангов, и Серафима Бирман с Лидией Дейкун, и Крэг, и руководитель частной театральной школы Адашев и многие, многие другие. Временами документальное повествование прерывается сценами спектакля "Принцесса Турандот", на заднике возникают фото из семейных альбомов и цитаты из дневников. И щемящая нота совершенства, к которому так рвется душа мастера, слышится в отзвуках музыки. Кстати, тоже документальной - в спектакле звучит вальс, написанный Сулержицким к спектаклю "Сосед и соседка".
Остается добавить, что в предстоящем году исполнится 150 лет со дня рождения Леопольда Антоновича Сулержицкого. А премьера в Вахтанговском театре прошла тоже в памятную дату - 105 лет со дня ухода мастера.