Похороны фотографа Владимира Лагранжа состоятся 25 января
Владимир Руфинович пришел работать в Фотохронику ТАСС в 1959, "молодым, двадцатилетним". После ТАСС более двадцати шести лет был фотокорреспондентом журнала "Советский Союз". Параллельно его фотографии публиковались в других изданиях - от "Литературной газеты" до рассчитанного на зарубежного читателя журнала Soviet Life. В 1987 году он среди ста других фотографов участвовал в создании книги "Один день из жизни Советского Союза", изданной в США. В 1990-х работал на французское агентство Sipa Press.
Фотографии Владимира Лагранжа времен оттепели по интонации созвучны кинематографической поэтике Марлена Хуциева и Георгия Данелии. Не только благодаря интонации, юмору, теплоте взгляда, который отличает его ранние снимки. Взгляд Лагранжа во многом кинематографический. Он тонко чувствует динамику сюжета, и прежде всего - умеет видеть эти сюжеты.
Большинство из них не имело ничего общего с официальной повесткой дня, как можно было бы ожидать от человека, снимающего для ТАСС. Собственно, их и новостями назвать трудно. Малыши, которые тянутся к кнопке автомата с "газировкой"… Игра в снежки… Девчонки, прыгающие через скакалку на Тверском бульваре… Дети, в антракте направляющие театральные бинокли друг на друга… Детские сюжеты, одним словом. Здесь вроде решительно ничего не происходит. Точнее, происходит - жизнь. Причем жизнь, что течет сама по себе, без "Слушали" - "Постановили". Похоже, это естественное течение детской жизни (совсем, как у Толстого) важнее всего, что думают о нем солидные и важные люди.
Кроме умения видеть сюжеты, Лагранж обладал редким чувством пространства. Обычная улица у него в мгновенье ока превращалась в сцену. Это очевидно в снимках студентов на набережной, исполняющих "серенады" для девчонок, стоящих у парапета. Это явно в снимке Эйфелевой башни, которая нависает над маленьким "Рено" как инопланетный корабль. Классическая перспектива, которую замыкает дворец, выстроена тут как сцена спектакля Расина или фильма Эрика Ромера.
Родные наши коммуналки, которые Владимир Лагранж начинает снимать в 1980-1990-е, казалось бы, полная противоположность простору улиц, бульваров, дворов. Мир их коридоров, кухонь, ванн и комнат - антитеза "киношной" улице 1960-х. Это мир, в котором вынужденная публичность частной жизни уже не кажется ни лучезарной, ни оптимистичной. Иногда она начинает выглядеть почти гротескной. Например, когда понимаешь, что коза, снятая в 1990-х в кухне московской квартиры на Сретенском бульваре, такая же полноправная обитательница дома, как бабушка с дочкой и внучкой. Но и тут у Лагранжа гротеск подчинен жанру семейной идиллии.
Из лирики "оттепели" он выходит к сюжетам Театра.doc так же естественно, как от снимков репетиций Олега Ефремова в юном "Современнике" к изящной графике строительных кранов (с лозунгом "Мир - это жизнь"), вычислительных центров и натюрморту "Всегда с народом" (где портрет вождя соседствует с картошкой и бутылочками молока с сосками). Впрочем, от лирики Лагранж двигается не к публицистике, скорее - к эпосу. Достаточно посмотреть на фото кладбища поморов, где дубовые тяжелые кресты лежат в песке, словно тяжелые самолеты, чтобы почувствовать ритм и мощь времени, которому века как мгновения. И вновь пространство становится одним из главных героев снимка.
Его фотографии оказались не только летописью нескольких эпох, которые прожила страна, но и "банком памяти", золотым запасом, аккумулирующим личную память, интонации времении и "будущего зов". Именно поэтому его наследие нам еще открывать и открывать.
P.S. Прощание с Владимиром Лагранжем состоится 25 января с 11.00 до 12.00 в Похоронном доме "Троекурово" по адресу: Рябиновая ул, дом 24, стр.11. Большой церемониальный зал.