Как зажигались звезды легендарного Политеха

По-настоящему захватывающая и увлекательная история часто начинается с выстрела. Этот выстрел раздался 14 апреля 1907 года в Малой аудитории Политехнического музея, где тогда выступал очень модный в то время поэт Андрей Белый. Был перерыв, Белый о чем-то беседовал с Валерием Брюсовым, старшим товарищем и идеологом русского символизма, а к ним уже приближалась девушка с револьвером в руке. Раздался выстрел…
Предоставлено издательством "Слово"

Чем закончился этот напряженный и непридуманный сюжет подробно и захватывающе рассказывает в своей новой книге "Твое Величество - Политехнический! Большие люди Большой аудитории" Алексей Беляков, известный журналист, писатель и сценарист, которая вышла в издательстве "СЛОВО/SLOVO".

Вместе со своей помощницей Аполлинарией Острожковой, филологом и бакалавром гуманитарных наук НИУ ВШЭ, Алексей Беляков провел колоссальную исследовательскую работу и, пожалуй, впервые так подробно рассказал о немузейных звездах знаменитого Политеха - художниках, поэтах и литераторах XX века. И уж поверьте, их истории будут похлеще самых лихо закрученных триллеров. В стенах Политеха бурлили нешуточные страсти: крутились громкие или тайные романы, плелись интриги и рождались легенды, начинающие литераторы становились звездами. Не зря поэт Андрей Вознесенский сказал: "Твое Величество - Политехнический!".

"Почти все действие нашей книги будет, по сути, происходить в Большой аудитории. Не выходя из которой можно проследить историю огромной страны за целый век. Словно кто-то поставил невидимые онлайн-камеры, а мы наблюдаем", - рассказывает о своей книге автор.

Фото: Предоставлено издательством "Слово"

И он знает, о чем говорит. С Политехническим музеем Алексея Белякова связывает работа в "Политеатре" - проекте, который существовал в 2012 году, до закрытия музея на реконструкцию, и представлял спектакли, музыкальные и поэтические концерты в той самой Большой аудитории. Наверное, сами стены ему что-то такое нашептали.

История Политехнического музея начинается 8 июня 1871 года, когда Александр Второй дал свое согласие на создание "музеума прикладных знаний" на Лубянке. Основой будущего музея стали экспонаты огромной Политехнической выставки, которая прошла около Кремля летом 1972 года. Ее посетили 750 тысяч человек, среди них - Толстой и Репин. Всемирно известное здание на Лубянке было открыто 30 мая 1877 года. Но это была лишь часть музея, строительство всех корпусов затянулось на 30 лет. Наконец к 1907 году возводится последний, Северный, корпус Политехнического музея - с Большой аудиторией, предназначенной для публичных лекций.

Тема одной из первых лекций, прозвучавших здесь, - "Принципы электронной системы воспроизведения изображения с помощью электроннолучевой трубки (по сути рассказ о телевидении, которое появится только через 20 лет). Предполагалось, что главными персонажами этой аудитории будут ученые, главными темами - научные достижения. Но очень быстро Большая аудитория стала пространством для любых новых смыслов и ярких высказываний.

Фото: Предоставлено издательством "Слово"

"Такое время. Меж двух революций, накануне Первой мировой войны. Период движения социальных тектонических плит. Интересный факт: вскоре после открытия с лекцией "Семейный вопрос в свете научного социализма" выступила Александра Коллонтай, будущий ленинский нарком. Вслед за научным авангардом на сцену аудитории ступили герои художественного авангарда - поэты, художники, музыканты…"

Большая аудитория стала трибуной и местом встречи русских футуристов и представителей других авангардных течений. Здесь выступали Есенин, Блок, Ахматова, Бунин, Маяковский, Мандельштам, Чуковский, Цветаева, Булгаков, знаменитые шестидесятники Евтушенко, Ахмадулина, Окуджава, Вознесенский…

Их жизни и судьбы уже давно тесно переплелись с историей музея и историей страны. Книга Алексея Белякова - невероятное путешествие по культурным эпохам России, от революции и до начала XXI века, сопровождаемое архивными фотографиями и афишами того времени. В книгу также вошли отрывки из бесед автора о Политехе с Вениамином Смеховым, актером театра и кино, поэтом Игорем Иртеньевым, и Зоей Богуславской, писательницей, вдовой Андрея Вознесенского и соучредителем Фонда и Культурного центра имени поэта. Чтение получилось легким, захватывающим и познавательным.

Это издание стало отличным подарком Политехническому музею к его 150-летию. Жаль, что отметить этот праздник так, как хотелось бы, не получится. Музей уже почти 10 лет закрыт на реконструкцию и конца и края ремонтным работам не видно. Вместо анонсов новых выставок и рассказов об увлекательнейших лекциях - в новостях появляются лишь сообщения об очередном переносе даты открытия и проверках Следственного комитета.

Но Политех уже столько пережил, так что переживет и это. А пока предлагаем совершить небольшое путешествие во времени и заглянуть в Большую аудиторию на литературное представление, которое устроили Давид Бурлюк и Владимир Маяковский со товарищами. Отрывок из главы "Мы должны разрисовать свои лица" публикуем с разрешения издательства "СЛОВО/SLOVO".

"Мы должны разрисовать свои лица"

Отрывок из книги "Твое Величество - Политехнический! Большие люди Большой аудитории"

"24 октября 1913 года - ровно за четыре года до Октябрьского переворота - в Большой аудитории читал лекцию Корней Чуковский, молодой литературный критик из Петербурга. Лекцию о футуризме.

Полный зал: тема страшно популярная и скандальная. Русские футуристы уже прославились, уже издали свой манифест "Пощечина общественному вкусу", уже прошлись по Кузнецкому с раскрашенными лицами. Чуковский рассказывал о двух течениях - эгофутуризме и кубофутуризме. Говорил иронично.

Газета "Раннее утро" на следующий день приводила тезисы доклада: "Эгофутуризм Петербурга - отрыжка вчерашнего русского модернизма... У московских кубофутуристов нет ни одной черты западного футуризма. В их бунте против красоты, против разума и слова докладчик усматривает слепой и стихийный русский нигилизм, душевный надрыв и обывательскую скуку..."

Слушали внимательно, тем более что в зале был один из заметных "объектов" критики - двадцатилетний Владимир Маяковский. Кубофутурист.

Фото: Предоставлено издательством "Слово"

"Тогда это была модная тема, - писал спустя много лет Чуковский. - Лекцию пришлось повторять раза три. На лекции перебывала "вся Москва": Шаляпин, граф Олсуфьев, Иван Бунин, Муромцев, сын Толстого Илья, Савва Мамонтов и даже почему-то Родзянко с каким-то из великих князей. Помню, Маяковский как раз в ту минуту, когда я бранил футуризм, появился в желтой кофте и прервал мое чтение, выкрикивая по моему адресу злые слова. В зале начался гам и свист".

Желтая кофта уже была главным маяковским атрибутом. Сшили ее заботливые мама и сестра бунтаря. Это была ярко-желтая кофта с черными полосами - выглядела эффектно. И этой кофтой молодой футурист так успел оскандалиться, что ему запрещали в ней выступать. Перед входом в Политехнический музей стоял полицейский - в качестве "фейсконтроля". Если он видел Маяковского в кофте, то не пускал. Поэт был изобретателен. Он являлся в обычном пиджаке. А кофту с собой тайком проносил кто-то другой. Ирония нашего случая в том, что кофту в этот раз пронес именно Чуковский, то есть критик футуристов. Он завернул ее в газету и отдал Маяковскому под лестницей. Тот переоделся и, явившись в зал, "высыпал громы", как это назвал Чуковский.

Скандал был обеспечен. А значит, новый повод для публикаций.

Футуристы были гениями пиара. Ездили с гастролями, вычурно одевались, рисовали на своих лицах и чуть ли не каждую прогулку стремились превратить в шоу - такое, чтобы публика возмущалась, полиция свистела, газетчики строчили заметки. Главной их трибуной станет площадка Большой аудитории, самого либерального пространства Москвы.

Основные герои кубофутуризма - художник и идеолог Давид Бурлюк, студент Училища живописи Владимир Маяковский, бывший орнитолог Велимир Хлебников, авиатор-любитель Василий Каменский, художник Алексей Крученых, который уже прославился своим "дыр бул щыл".

Да, они были очень близки с художниками, "бубнововалетовцами" и "хвостами". Маяковский и Бурлюк - сами художники. Гончарова и Ларионов иллюстрировали книжки Крученых. В ту пору их всех зачастую называли одним словом - футуристы. Слово это было чуть ли не бранным. Впрочем, Ларионов пытался внедрить термин "будущники", чтобы откреститься от европейцев, но слово не прижилось.

Маяковский и его старший товарищ Бурлюк заваливались на любые диспуты, где можно было устроить красивый скандал. Историю знакомства двух "хулиганов" все помнят чуть ли не со школы, но приведем цитату из автобиографии Маяковского: "В училище появился Бурлюк. Вид наглый. Лорнетка. Сюртук. Ходит напевая. Я стал задирать. Почти задрались".

Немаловажная деталь: один глаз Бурлюка был стеклянным, так что выглядел он немного устрашающе. И весь он был подвижный, грузный, шумный. Бурлюк стал, по сути, олицетворением "нового искусства", его забавную фамилию склоняли в самых издевательских вариантах. Можно было сказать просто "эти бурлюки" - и сразу понятно, о ком речь.

По сути, Бурлюк и заставил Маяковского быть поэтом. А быть поэтом в то время - быть шоуменом и горлопаном. Одна из газет описывала его как "громадного роста мужчину с голосом, как тромбон". Маяковский действительно мог заглушить любого. Очень полезный навык для футуриста. Неистовый Бурлюк требовал: "Мы должны разрисовать свои лица. А в петлицы вместо роз вдеть крестьянские деревянные ложки. В таком виде мы пойдем гулять по Кузнецкому и станем читать стихи в толпе. Нам нечего бояться насмешек идиотов и свирепых морд отцов тихих семейств, за нами стена молодежи, чующей, понимающей искусство молодости и наш героический пафос носителей нового мироощущения, наш вызов. <...> От нас ждут дела. Пора, друзья, за копья!" (из воспоминаний Каменского).

Важное дело случилось 11 ноября 1913 года, когда футуристы дали большое представление в Политехническом. Оно называлось "Утверждение российского футуризма".

Каменский описывал это так: "Возле здания Политехнического музея перед началом творилось небывалое: огромная безбилетная толпа молодежи осаждала штурмом входы. Усиленный наряд конной полиции "водворял порядок".

Шум. Крики. Давка.

Подобного зрелища до нас писатели никогда не видали и видеть не могли, так как с толпой, с массой связаны не были, пребывая в одиночестве своих кабинетов.

В совершенно переполненном зале аудитории гудело праздничное, разгульное состояние молодых умов. Чувствовался сухой порох дружественной части и злые усмешки враждебного лагеря. Перед выходом нашим на эстраду сторож принес поднос с двадцатью стаканами чая. Даже горячий чай аудитория встретила горячими аплодисментами.

А когда вышли мы (Маяковский - в желтом распашоне, в цилиндре на затылке, Бурлюк - в сюртуке и желтом жилете, с расписным лицом, я - с желтыми нашивками на пиджаке и с нарисованным аэропланом на лбу), когда прежде всего сели пить чай, аудитория гремела, шумела, орала, свистала, вставала, садилась, хлопала в ладоши, веселилась.

Дежурная полиция растерянно смотрела на весь этот взбудораженный ад, не знала, что делать.

Какая-то девица крикнула:

- Тоже хочу чаю!".

В тот вечер Бурлюк читал лекцию "Пушкин и Хлебников". С ней он уже выступал несколько раз в других местах. Разумеется, скандально.

Поэт Бенедикт Лившиц, близкий футуристам, вспоминал: "Отвечать за соответствие тезисов фактическому содержанию лекции не приходилось, ибо после первых фраз о том, что "затасканный комментаторами и почитателями Пушкин является мозолью русской жизни" или что "Серов и Репин - арбузные корки, плавающие в помойной лохани", - из зала доносились негодующие реплики, свистки, бранные возгласы, превращавшие дальнейшую часть доклада в сплошную импровизацию".

На следующий день газета "Русские ведомости" - а репортеры являлись на все мероприятия футуристов - писала: "Не поскупился г. Бурлюк на похвалы поэту футуристов Хлебникову, который тих, скромен, представляется "святым". Публика просит показать канонизированного при жизни поэта. Г. Бурлюк делает жест по направлению к одному юноше, сидящему на эстраде среди футуристов. Аудитория весело приветствует поэта аплодисментами".

Фото: Предоставлено издательством "Слово"

Следующим вышел Маяковский. Его доклад назывался "Достижения футуризма". Из зала кто-то спрашивает, почему он в желтой кофте. "Чтобы не походить на вас", - отвечает тот невозмутимо. Да, он уже оттачивал свою знаменитую манеру отвечать на реплики из зала - кратко, зло, остроумно.

Ну и в докладе заявил об эстетике футуризма, что по памяти воспроизвел в мемуарах Василий Каменский: "Что такое красота? По-нашему, это - живая жизнь городской массы, это - улицы, по которым бегут трамваи, автомобили, грузовики, отражаясь в зеркальных окнах и вывесках громадных магазинов. Красота - это не воспоминания старушек и старичков, утирающих слезы платочками, а это - современный город-дирижер, растущий в небоскребы, курящий фабричными трубами, лезущий по лифтам на восьмые этажи. Красота - это микроскоп в руках науки, где миллионные точки бацилл изображают мещан и кретинов".

Тут же кто-то из публики поинтересовался, кого футуристы изображают в микроскопах.

"Мы ни в какие микроскопы не влазим", - отвечает Маяковский.

В ходе доклада наших героев упрекнули в подражании Маринетти, итальянскому поэту, основоположнику футуризма. На это Маяковский сердито ответил, что первый сборник Хлебникова вышел в 1908 году, а манифесты итальянских футуристов дошли в Россию только в 1910-м.

"В конце вечера, - сообщали "Русские ведомости", - Д. Бурлюк, Н. Бурлюк, В. Каменский, В. Хлебников и В. Каменский читали свои стихи. В аудитории - гомерический хохот, крики "Ну куда же Пушкину!", просьбы перевести на русский язык".

На самом деле репортер тенденциозен. Многие были в восторге. Молодежь увидела новых кумиров, своих "апостолов", как называл их Бурлюк. И готова была идти за ними, причем в буквальном смысле. Когда футуристы покидали музей, их сопровождала толпа. Да, "утверждение российского футуризма" удалось. Маяковский с товарищами теперь надолго обоснуются в Политехе…"